Русский воин шел. В руке блестел нож, вода брызгами летела во все стороны.
Человек на берегу сдвинул брови и выпростал из-под плаща левую руку с зажатым в ней кинжалом. Слабые блики света заиграли на узком лезвии и на хитрой чашечке с косыми прорезями, в которых мог застрять любой клинок.
Русич вышел на берег и вдруг пропал.
Томас Говард сморгнул. Только что он видел перед собой мускулистую фигуру, и вот она растворилась в ночной темноте. Повинуясь скорее инстинкту, чем чувствам, он отпрыгнул в сторону. Короткий нож срезал траву на том месте, где только что была его нога.
Британец махнул мечом сверху вниз, по-деревенски. Мимо. Он прикрылся хитрой гардой, и нож прошел вскользь. Граф Серри послал вперед длинное лезвие, услышал только шелест рассекаемого воздуха и отступил на шаг. Но отступил ли? А может, только приблизился к противнику? Раскинув руки в стороны, он описал вокруг себя свистящий круг и отпрыгнул. Он не видел, но был почти уверен в том, что его печень лишь на несколько дюймов разминулась с острием в руке проклятого русского.
Прижавшись спиной к небольшой стене, огораживающей один из многочисленных пирамидальных храмов, он затаился, пытаясь унять тяжелое дыхание. Этого он не ожидал. В схватке под стеной дворца Ашаякатля с удивлением понял, что русич — противник не менее опасный, чем он сам. Сейчас же он все больше убеждался, что дела обстоят куда как хуже. Хорошо, что у противника в руках только нож, а если бы было что-то посерьезнее? Шорох? Показалось? Нервы не выдерживают. Ну, где ты? Справа? Слева? Посередине?
Русич вырос прямо перед ним, толкнул в грудь, прихватил руку с мечом, заблокировал предплечьем ту, в которой был кинжал. К горлу третьего герцога Норфолка прижалось острие. Голубые глаза, холодные как арктический лед, заглянули в самую душу. Смерть? Нет, если бы этот воин хотел его убить, то медлить бы не стал.
Британец дернулся в сторону. Ему необходимо было отлипнуть от стены. Отточенное лезвие прижалось сильнее, разрезая кожу. По горлу потекло теплое, но сейчас это было неважно.
Третья рука, уродливый отросток, проклятие, которое он всегда прятал под плащом, была освобождена из специального кармана. Сил в ней было немного, но раньше этого хватало.
Он сжал пухлые детские пальчики на рукояти стилета и ударил.
Мирослав почувствовал, как входит в его бок холодная сталь, как уплывает из-под ног земля и начинают крутиться над головой звезды, вовлекая его душу в странный хоровод. Ночное небо распахнуло перед ним свои глубины.
Как сквозь вату Ромка видел человека на дамбе, видел, как бросился к нему Мирослав. Видел их странный танец в ночи, но события проходили мимо, не зацепляя его оцепеневшего, охладевшего ко всему мозга. С чавканьем вырывая ноги из ила, он брел по мелководью, желая только добраться до твердой земли, упасть на нее и больше никогда не подниматься.