— А будем?!
— Кто знает? Для этого твердая рука потребна, которая сможет мужиков с печи снять да как следует подтолкнуть. Тогда они далеко покатятся.
— Не зря, значит, говорят «русские долго запрягают, да быстро едут»?!
Мирослав присел на рундук, принайтовленный в тени мачты, Ромка пристроился рядом, прямо на палубе.
— Не зря, если, конечно, про тот самый толчок не забывать.
— А варяги?
— Варяги? — переспросил Мирослав, и на лицо его набежало темное облачко грустной мысли. — Варяги с давних пор силу большую имели. Неистовость. Чуть что, впадали в берсерк, это воинское бешенство такое, и рубили супостата направо и налево. А сейчас мельчают. Сила в них есть еще, да уходит потихоньку.
— Почему?
— Расслабились. Давеча-то они чуть что — поединок, в котором сильнейший выживал. Хилых и слабых сразу на меч али в омут. Выродков всяких, пьяниц, убогих да юродивых, да калек. Девку сватали не за первого встречного, а за самого сильного — из тех, что холостыми остались, конечно. И потомство было — один сотни стоил, если вырасти успевал. А сейчас у них там все нравы смягчились. Детей кривых-косых оставляют. Конунги при своих дворах пиитов завели да песенников, чтоб слух ласкать. Театру при свейском дворе играют. Девки отбились от рук и стали больше на красивых смотреть, чем на доблестных.
— Так что ж в этом плохого, ежели младенцев убивать перестали? Нешто Богу угодно, чтоб хроменького али слепенького на меч.
— Да поди разбери, чего ему угодно, — горько промолвил Мирослав. — Но вот если кривой, хромой да полоумный — от пиитов да красавцев всяких такие часто родятся — вырастет да детей заведет, они тоже будут кривые, хромые да полоумные скорее всего. Поколений пять — десять, и вот тебе уже толпа спиногрызов. Сами дел не делают, а рты разевают. Корми, мол.
— Так что ж, не кормить? Пускай подыхают? — Ромка даже на ноги вскочил от возмущения.
Мирослав смерил его суровым взглядом и покачал головой:
— Я тебе не про то толкую, что делать, а про то, кто виноват. Варягов выбор, пугать резными носами своих драккаров весь Старый и Новый Свет или тихо превратиться в лежебок на задворках мира. Но если они длить свое разложение не перестанут, если к обычаям отцов не вернутся, так и будет.
Ромка сел на палубу, понурив голову.
— И пример вон перед глазами, — продолжал Мирослав.
— Империя Священная Римская? — встрепенулся Ромка.
— Лепо тебя князь учил, — усмехнулся Мирослав. — А рассказывал, что под конец одно название осталось? Священная, — протянул он, словно пробуя слово на вкус. — А сами погрязли в праздности, чревоугодии и содомии. Отвыкли руками работать, все на рабов свалили. Да и головой. У них колоний много было, и все таланты оттуда в Рим стремились. Слыхал небось «Все дороги вдут в Рим»?