— Тетушка Лавизе прислала, — Войткус больше не сомневался, что это и есть Ян Раубинь. — Надо поговорить.
— С глазу на глаз? — усмехнулся рыбак, но все же протянул парню руку.
Странно, но рукопожатие его оказалось не таким крепким, как можно было ожидать. На деле жесткая ладонь лишь прикоснулась к пальцам Войткуса, словно прошлась по ним наждачной бумагой, и определить, есть ли на большом пальце шрам, таким способом не удалось. Пришлось искать более хитрый путь.
— Хотите, моя подружка вам погадает, — предложил Войткус, отведя Раубиня в сторонку, — У нее это в крови от бабки-цыганки.
Не понимая толком, чего от него хотят, Раубинь протянул левую руку.
— Правую! — велела Гунта, на удивление легко включившаяся в игру. — Начну с прошлого, потому что на нем основано будущее каждого человека.
Но Раубинь уже сообразил, что его разыгрывают, и резко отдернул руку.
— Если нужна рыбешка, так и скажите, и не валяйте дурака. И так отдаем за полцены.
Но Гунта уже успела заметить на большом пальце правой руки шрам, и теперь ее мог бы остановить разве что железнодорожный шлагбаум.
— Этим утром, уважаемый, по пути на небеса, где все мы рано или поздно окажемся, вы задержались на одиннадцатом этаже большого дома и, находясь во власти низких побуждений, вломились в комнату ближнего своего, гонясь за мирскими благами…
— Какие это такие блага? За угря толщиной в твою ляжку мне даже поп не дал бы меньше пятерки этой самой, да еще отпустил бы грехи. Но в прошлый раз этот профессор забраковал работу моей хозяйки — мол, не влюбилась ли, что так пересолила… Ну, я и отнес ему сырого — пускай сам варит или жарит, если уж такой разборчивый, жалко, что ли? Где сказано, что весь улов надо пропускать через женину сберкассу? Взъехал наверх и заглянул к этому. Чуть дверь отворил — и сразу там кавардак поднялся, бумажки полетели в воздух, даже та записка улетела, что была в дверь воткнута. Я пробовал ухватить, да куда там — все выдуло в окошко, с последним приветом от прошлой зимы. Потом я просил невестку поглядеть в саду, да она только зубы скалила — если надо, говорит, еще раз напишет. Вчера он, мол, крепко перебрал. Так и было, наверное, иначе разве человек полезет голяком на балкон?
Картина, нарисованная Раубинем, казалась неправдоподобной, и Войткус уже подумал — а не принял ли с утра и сам рыбак. Кто-кто, но чтобы Кундзиньш без штанов…
— Папаша, вы не обижайтесь только — не прихватили нечаянно с собой диссертацию профессора?
— Чего?
— Ну, такую пачку бумаги, исписанной, — как мог, объяснил Войткус. — Буквы там, цифры всякие…