Фашисты сопротивлялись отчаянно. Вдоль траншеи, на брустверах и внизу разгоралась рукопашная. Противники, сошедшись тут, на рубеже Пуркарского плацдарма в смертельной схватке, уже сократили последние сантиметры, позволявшие вести самый ближний, огневой бой. У многих попросту кончались патроны, как, например, у Богдана Николаича, который, в сердцах закинув своего раскаленного дискового друга за спину, с ревом ринулся с саперной лопаткой на врага.
Теперь наступал момент истины. Рукопашная… Сила на силу, жила на жилу… Здесь и сейчас сошлись в кровавом противоборстве чистые и не затронутые мутью прогресса два воинских духа. Здесь, без декораций цивилизации, напридумавшей под рассуждения о мире во всем мире всяких смертоносных машин для убийства себе подобных и делавших слабого сильным, выявлялся истинно сильный духом. Два духа — тевтонский и славянский — сходились и бились друг с другом не на жизнь, а на смерть. И в этом была сила воинского духа, что не каждый павший был слаб и не каждый выживший — силен.
Богдан Николаич убивал одними руками, размахивал, как былинный богатырь, своими кулаками-кувалдами, сея вокруг себя треск ломаемых челюстей и переносиц. Свою саперную лопатку он потерял еще при первом рукопашном столкновении. Саданул со всей мочи немцу по каске. Лезвие лопатки как вошло почти во всю ширину немцу в череп, пробив металл каски, так в нем и застряло.
Он, свалив очередную немчуру с ног, размахнулся, чтобы добить его своим кулаком. Но в этот момент другой фашист всадил ему в живот палку с заточенным наконечником на конце. Лезвие вошло глубоко, но Бондарь, как раненый медведь, распрямился с такой силой, что немец, растерявшись, выпустил древко своего копья из рук Так, с торчащим из живота древком, страшный и необоримый, Бондарь с криком кинулся на фашиста. Но его левая нога запнулась о лежащего на дне траншеи.
Споткнувшись, Бондарь невольно прянул вниз. Древко уперлось о землю, и окровавленный наконечник копья, насквозь проткнув мощное тело старшего сержанта, выскочил из спины упавшего ниже лопаток.
— Богдан! — крикнул в бессилии Аникин. Он увидел падающего Бондаря, увидел торчащее из спины, кровавое лезвие. Старшина ничем не мог помочь. Он только что скинул с себя труп немца, с которым они сцепились горло в горло — кто кого передушит. Верх взял Аникин. Но было уже слишком поздно…
Когда он подбежал к Бондарю и, выдернув палку из его тела, перевернул на спину, старший сержант уже переставал хрипеть. Кровавые пузыри надувались и лопались в дырке на его брюшине при каждой попытке вздохнуть. Бондарь уже ничего не понимал и никого не видел. Глаза его смотрели куда-то вверх, постепенно закатываясь все выше и выше, пока дыхание его не остановилось.