— Ну что, волчья сыть. Прозвище мое уже все знают? Вижу что нет. Ну так вот. Душегубцем меня кличут. Тому, от кого я это услышу, конечно не жить. Однако ведать о этом имени моем все должны. Чтобы бояться и глупостей не творить. Уяснили?
Полон безмолвствовал.
— Фас спросили, уроты! — квакнул Щемила, оглаживая нагайкой конский круп.
Ответом ему был нестройный испуганный хор:
— Уяснили, вельможный пан!
Главарь недовольно поморщился и кивнул. Ольгерд изо всех сил напрягал память. То, что он уже видел этого человека, сомнений не вызывало. Только вот где и когда? Впрочем, это можно было выяснить и потом. Сейчас нужно было не оплошать, ведь от того, какой ответ он даст Душегубцу, зависела жизнь. Дать согласие решил почти сразу, но в разбойники он идти не хотел. Рассчитывал потянуть время, вылечиться, а как только сможет сесть в седло, дождаться оказии и уйти.
— Сегодня мы будем разделяться, — продолжал тем временем Душегубец. — Я пойду с ребятами в свой острог — отдыхать, да к следующему походу готовиться. Вы же, — он ткнул нагайкой в толпу, — к моим друзьям-татарам. На истамбульской верфи заложены новые большие галеры, и в Кафе за гребцов дают хорошую цену. Однако у некоторых из вас есть шанс послужить под моим началом. Вот ты! — он указал на всколоченного мужичонку, в котором Ольгерд с трудом признал давешнего разбойника. — Мне донесли, что в бойцы просишься?
— Как есть прошусь, пан Димирий, — закивал, тряся нечесаной, бородой разбойник.
— Чем на жизнь промышлял? Нам ведь гречкосеи без надобности.
— С путников в лесу брал мзду за проезд вместе с робятами.
— Лихоимствовал, значит?
— Ну можно и так сказать, пан Димитрий
— Саблей, копьем владеешь?
— Не обучены мы, ясновельможный пан. Все больше ножом…
— И скольких же ты "ножом"? — передразнивая испуганно-заплетающуюся речь разбойника спросил Душегубец.
— Та покамест никого, — смутился разбойник. — Так, разве что попугать…
— А у меня служить, стало быть хочешь? — голос Душегубца зазвучал вкрадчиво, почти ласково.
— В том готов крест целовать, ваше ясновельможество, — не замечая подвоха отвечал разбойник, подпустив в голос столько искренности, что даже Витебский настоятель, славящийся своей непреклонностью к прегрешениям вверенной паствы, немедленно отпустил бы ему все грехи.
— Вот и славно, — голос Душегубца чуть не сочился елеем. — Только крест-то мне целовать без надобности. У нас ведь другая клятва в ходу. Кровавая. А подойди-ка сюда, родимый…
Разбойник, еще ничего не понимая, сделал несколько шагов. Душегубец вытянул короткий нож, небрежно швырнул в траву. Вновь обернулся к полону, указал на дрожащего крестьянина: