В небе появился странный свет, будто оно высветилось изнутри, серые звезды посерели совсем, почти пропали, свет неба усилился. Был он дрожащий, неровный, словно от далекого пожара. А может, небо так осветила горящая застава?
Все люди Панкова были живы. И это было главное. Со стороны кишлака снова с раскаленным шипением принесся «эрес», взорвался во дворе заставы, – он почти угодил в воронку от прежнего «эреса», взял лишь метра три правее от воронки, из которой еще не вытек весь дым. «А говорят, снаряды дважды в одну и ту же воронку не падают…»
Лежавшая около ног Панкова овчарка встрепенулась, заворчала, поднялась.
– Чара, сидеть! – скомандовал ей Панков, понимая, что сейчас все и начнется. Чара чувствует чужих людей, переправившихся через Пяндж. Чара сникла, но ворчать не перестала: она видела то, чего не видел хозяин, – на берег Пянджа метрах в трехстах от заставы вылезли мокрые, с оружием люди, метнулись в сторону, залегли за камнями, выставив перед собой автоматы, – это была первая группа, обеспечивающая прикрытие пятачка, за ней через несколько минут из воды вылезла еще одна группа, а потом душманы повалили один за другим, будто их в несметном количестве рождала черная пянджская вода, – и их действительно была несметь. Они шли без счета, один за другим, десяток за десятком – в мокрых халатах, злые, хорошо вооруженные, с большим запасом патронов, готовые воевать столько, сколько прикажет им Аллах, – хоть до конца жизни…
Обстрелом, который душманы вели из кишлака, руководил светлоглазый памирец. Он сделался резким в движениях, быстрым как ртуть. Памирец преобразился не только манерой держаться, памирец переоделся, он носился теперь по кишлаку в пятнистой форме, перепоясанный офицерским ремнем с портупеей, в такой же, как и форма, пятнистой кепке, украшенной длинным, будто у жокея, козырьком.
Памирец со своей группой поддерживал наступление боевиков, пересекающих сейчас Пяндж вброд. Собственно, для этой цели он и был сюда заброшен. Из двух дувалов по заставе били «эресы», памирец при каждом выстреле замирал, вытягивая голову, и выжидательно осматривался, пытаясь по звуку определить, точно ложатся снаряды или нет, и всякий раз досадливо морщился, плевал себе под ноги – ему казалось, что снаряды перелетают через реку, ложатся на том берегу, и по лицу его пробегала тревожная тень: если хотя бы один «эрес» упадет на тот берег, на головы моджахедов, памирцу расстрела не миновать.
Люди, знающие артиллерийскую технику и умеющие хотя бы мало-мальски делать расчеты целей, ценились у моджахедов особенно, – как собственно, и саперы, и водители бэтээров и танков, и оружейники, это были аристократы среди душманов, их головы стоили много, в помощь каждому такому «аристократу» обязательно давали «негров» – чтобы было кому перенести тяжесть, подставить закорки под «эрес» и вообще защитить «аристократа», если в воздухе запахнет жареным.