Неожиданно оказалось, что тепло это не бесконечно, и оно может иссякать. Я вдруг очнулась и испуганно сжала руку в кулак, ощущая, как внутри моей кисти перекатывается горячими волнами оставшаяся энергия.
— Снимите повязку, — коротко бросила я, не испытывая никакой потребности объяснять спутникам, что происходит.
Дед Тиграш стал поспешно распутывать полосы материи с запекшейся на них кровью. По мере того, как снималась повязка, глаза присутствующих раскрывались все шире и шире: под пропитанной кровью тканью оказалась не страшная рана, а тонкая болезненно-красная, но все же кожа. Казалось, тело было лишь наспех склеено, слеплено обратно в нечеткое подражание того, каким оно должно быть на самом деле.
Я снова раскрыла руку, но на этот раз не стала останавливать на расстоянии, а положила ладонь сверху, ощущая тонкую натянутую кожу, и бугорки неровно сросшихся тканей. Тепло снова заструилось от ладони, не такое сильное, не такое жаркое, но более умное, направляемое взглядом, который знал, что это человеческое тело снова должно стать идеальным, с золотистой гладкой кожей, с правильно сросшимися мышцами и другими тканями, пусть даже я и не знаю их названий. Я чувствовала, как под моими пальцами плоть плавится, перетекает и снова принимает свои прежние формы.
Внезапно что-то изменилось, я не могла понять в лучшую или в худшую сторону, но ощущения стали в корне другими. Когда Алекс шевельнулся и приоткрыл глаза, мне сразу стало понятно, в чем дело. Взгляд его еще был бессмысленным, затуманенным, словно он только что проснулся. Я убрала руки с его живота и отодвинулась. Лучше будет мне с ним сейчас не говорить, не смотреть на него и вообще быть подальше. Просто потому, что так будет лучше… Скоро Влад очнется в нашем мире, и, кто знает, может быть, я больше никогда не попаду сюда. Скорее я даже была уверена в этом.
Милана смотрела на меня с восхищением, Влад обнял в порыве какого-то неестественного восторга, я же чувствовала только абсолютную пустоту, как и до того как принялась за исцеление.
— Пойдем, я посмотрю твою ногу, — я потянула валькирию за рукав, желая только как можно быстрее убраться отсюда, не слышать их восторженных воплей, и разговоров.
Теперь целительство получалось естественнее, без напряжения. Я делала все, не задумываясь, как не задумывалась о том, что дышу. Может быть, просто рана у Миланы была не такая серьезная, а, может быть, я свыклась с мыслью, что могу это сделать. Следующим я осмотрела Вальтера. Было интересно и вместе с тем немного жутко наблюдать за тем, как срастаются рваные края раны под моими пальцами. Я хотела, чтобы на его коже не осталось и шрама, и пыталась довести ее до гладкого совершенства, но вдруг кто-то внезапно и довольно грубо схватил меня за запястье.