Он глотнул кофе и увидел на экране, как появились они с Ханной, чтобы снова прекратить драку. Камера следовала то за Ханной, которая отвела Лиллемур в сторону, то за ним, когда он со злым выражением лица отчитывал остальных участников. Потом камера повернула обратно к парковке, и стало видно, как Лиллемур бежит в направлении селения. Камера выхватила крупным планом ее удаляющуюся спину, затем Ханну, говорящую по мобильному телефону, а потом его самого. Он по-прежнему стоял с разъяренным видом, но теперь следил за убегающей девушкой.
За следующий час Мартин не увидел ничего, кроме пьяной молодежи и участников шоу, которые вовсю продолжали напиваться. Около трех последние из них отправились спать, и камеры перестали снимать. Пока пленка перематывалась обратно, Мартин продолжал сидеть, уставившись невидящими глазами в темный экран. Он не мог сказать, что заметил нечто, способное помочь им двигаться дальше. Однако что-то застряло у него в подсознании и не давало покоя, словно соринка в глазу. Он посмотрел на темный экран, потом снова нажал на «Play».
— У меня перерыв на обед только час, — сердито сказал Ула, открывая дверь. — Так что давайте покороче.
Йоста с Ханной зашли и сняли обувь. Дома у Улы они еще не были, но педантичный вид квартиры их не удивил — ведь им уже доводилось видеть его кабинет.
— Я буду тем временем есть, — заявил Ула, указывая на тарелку с рисом, филе цыпленка и горохом.
Никакого соуса, отметил Йоста, который сам никогда в жизни не стал бы что-нибудь есть без соуса — ведь это главное. С другой стороны, ему повезло с обменом веществ, благодаря которому у него еще не появилось старческого животика, хотя его питание, казалось бы, ему таковой гарантировало. Возможно, Уле повезло меньше.
— Что вам теперь надо? — спросил хозяин, аккуратно накалывая на вилку несколько горошин. Йоста с восхищением осознал, что Ула, похоже, не любит смешивать еду во рту, поскольку ест горох, рис и цыпленка по отдельности.
— У нас появились некоторые новые сведения, — сухо сообщил Йоста. — Не знакомо ли вам имя Бёрье Кнудсен или Эльса Форселль?
Ула наморщил лоб и обернулся, услышав позади себя какой-то звук. Из своей комнаты вышла Софи и вопросительно посмотрела на Йосту и Ханну.
— Что ты делаешь дома? — сердито спросил Ула, уставившись на дочь.
— Я… я себя плохо чувствую, — ответила та. Вид у нее был явно нездоровый.
— Что же с тобой такое? — с недоверием спросил Ула.
— Мне было плохо. Меня тошнит, — ответила она, и ее дрожащие руки в сочетании с легкой испариной на коже, казалось, убедили отца.