Внезапно его взгляд упал на вещь, которая его заинтересовала. Вдоль короткой стены стоял старый сундук, задвинутый под самый скат крыши.
— Эрика, поди сюда.
— Ты что-нибудь нашел? — с любопытством спросила та и, пригибаясь, подошла к нему.
— Не знаю, но этот сундук кажется многообещающим.
— Вероятно, папин, — задумчиво произнесла она, но что-то подсказывало ей, что сундук принадлежал не Туре.
Он был деревянным, выкрашенным зеленой краской, и его украшала лишь поблекшая цветочная гирлянда. Замок заржавел, но оказался не заперт, и Эрика осторожно приподняла крышку. С самого верха лежали два детских рисунка. Подняв их, она обнаружила с обратной стороны какую-то надпись. «Эрика, 3 декабря 1974 года», прочла она на одном, и «Анна, 8 июня 1980 года» — на другом. Эрика с изумлением заметила, что почерк принадлежал матери. Чуть ниже в сундуке оказались целая пачка рисунков и поделки, которые они с Анной изготовляли на уроках труда, вперемешку с рождественскими украшениями и вещицами, сделанными дома. Все те предметы, которые, как ей всегда казалось, мать совершенно не волновали.
— Смотри, — сказала Эрика, будучи по-прежнему не в силах осмыслить увиденное. — Посмотри-ка, что мама сохранила.
Она стала осторожно вынимать вещь за вещью, словно возвращаясь в детство, свое и Анны. Эрика почувствовала, как у нее выступают слезы, и Патрик погладил ее по спине.
— Но почему? Мы думали, что она не… Почему?
Она вытерла слезы рукавом и продолжила копаться в сундуке. Примерно на половине детские вещи закончились и стали появляться более старые предметы. По-прежнему не веря своим глазам, Эрика достала пачку черно-белых фотографий и, затаив дыхание, принялась их перебирать.
— Ты знаешь, кто это? — спросил Патрик.
— Представления не имею. — Эрика помотала головой. — Но можешь не сомневаться, узнаю!
Она стала с еще большим интересом рыться дальше, но замерла, когда под руку попало что-то мягкое с чем-то твердым и острым внутри. Она осторожно подняла то, на что наткнулась, и попыталась рассмотреть. У нее в руках оказался кусок грязной ткани, бывшей когда-то белой, но пожелтевшей и усыпанной гадкими бурыми ржавыми пятнами. В него было что-то завернуто. Эрика аккуратно раскрыла сверток и ахнула, увидев, что в нем. Внутри лежала медаль, происхождение которой не оставляло сомнений. Не узнать свастику было невозможно. Онемевшая Эрика показала медаль Патрику, и тот выпучил глаза. Потом опустил взгляд на ткань, которую Эрика бросила на колени.
— Эрика?
— Да? — отозвалась она, не отрывая взгляда от медали, зажатой между большим и указательным пальцами.