— Вы слишком отличаетесь от Кармезины и к тому же известны своей насмешливостью. Я вам не верю.
— Чем же поцелуй, переданный от меня, вам неугоден?
— В нем ощущалась фальшь. Это заговор. Вы желаете насмеяться надо мной.
— Стоило бы насмеяться над вами, хотя бы потому, что вы сами, дорогой кузен, много раз смеялись над влюбленными. Но сейчас я серьезен, как еврейский зубодер.
— Все равно ваш поцелуй фальшивка. У вас растут усы и борода.
— Не может быть! — Диафеб провел рукой по подбородку. — У меня кожа как у младенца! Я брился нынче утром.
— А сейчас вечер, и ваше лицо колется.
— Боже правый! Это все женское коварство…
— Не пойму, — сказал Тирант, — при чем здесь женское коварство?
— Женщины уверяли меня, что мое лицо их вовсе не колет, а мне доводилось целовать женщин и утром, сразу после бритья, и вечером, когда щетина уже отрастала…
— Что ж, пришлось вам поцеловать мужчину, чтобы узнать о себе всю правду.
Тирант провел ладонями по щекам и вздохнул. Глянул на кузена в щель между раздвинутыми пальцами:
— Вы не смеетесь надо мной?
— Вовсе нет, — заверил его Диафеб. — Она действительно обрадовалась, когда я сказал, что вам неможется от сильной любви к ней. И приказала передать вам поцелуи. Парочку я, правда, оставил себе — по-родственному.
Тирант улыбнулся и снова растянулся в постели.
— Я, пожалуй, сейчас засну, — пробормотал он. — А завтра непременно с нею повидаюсь.
* * *
Вчерашние волнения так захватили Тиранта, что он, как выяснилось, почти не видел роскошного императорского дворца. Смотреть-то он смотрел, но в памяти остались лишь какие-то обрывочные картины, так что наутро он озирался по сторонам, не скрывая своего удивления.
Ему казалось, будто он очутился в совершенно новом месте, где никогда прежде не бывал. И уж тем более — не в том месте, где побывал не далее как вчера. Ворота того дворца, где обитала императорская семья, оказались вышиною в пять человеческих ростов и к тому же были украшены сценами из истории человечества, начиная с грехопадения Адама и Евы и заканчивая встречей Господа и Марии Магдалины после Воскресения.
А перед воротами на массивных цепях сидели гигантские псы и пантеры, и на них были золотые ошейники, и при том две пантеры оказались сделанными из золота и полированных камней, а две были совершенно живыми, и живые отличались от искусственных лишь потому, что дышали и двигались. Псы же все были настоящие.
Очутившись в роскошном зале, Тирант наконец решился спросить кузена:
— Неужели я вчера был безумен или пьян, если не разглядел всего этого? Воистину любовь ослепляет человека и превращает его в пускающего слюни идиота!