— Ваша правда, кузен, — хладнокровно согласился Диафеб, — но вчера мы с вами действительно всего этого не видели, потому что входили во дворец через другие ворота и были в залах западного крыла, а это восточное.
Тирант краем глаза внимательно следил за кузеном — уж не вздумал ли тот насмехаться, — но Диафеб был вполне серьезен.
Ради великой любви Тирант облачился в роскошнейший из своих плащей, сшитый из серой парчи. Посреди этого плаща красовался перевязанный ленточкой пучок тысячелистника, горькой целебной травы, которая выглядит неказистой, но при ближайшем рассмотрении так же хороша, как и любое Божье творение. Под букетом жемчужинами был выложен девиз: «Одна стоит тысячи, а тысяча не стоит одной».
Севастократор и его кузен застали императора в его личных покоях за умыванием. Кармезина подавала своему отцу большую серебряную чашу и кувшин с водой.
Это было время, когда отец и дочь свободно разговаривали обо всем на свете — несколько коротких минут, которые они могли посвятить друг другу.
В этот раз император спросил Кармезину:
— О чем вы разговаривали с Диафебом, когда я ушел?
Кармезина ответила невинным голосом:
— Он рассказывал об одном турнире, где они с нашим севастократором очень отличились.
В этот самый миг вошел сам севастократор со своим кузеном, и император повернулся к ним.
— Рад видеть вас в добром здравии! — сказал он, обтирая лицо полотенцем и бросая влажный лоскут на руки Кармезине. — Что за странный недуг напал на вас вчера, севастократор?
— Все дело в том, что случилось на море, — ответил за брата Диафеб. — Эти ваши морские ветра… слишком нежны.
Принцесса чуть улыбнулась и встала так, чтобы Тирант мог видеть ее наряд. А на ней была широченная юбка, расшитая изображениями какой-то удивительной травы, и девиз, вышитый на подоле, гласил: «Только не для меня».
— Севастократор, — промолвил тут государь и взял Тиранта под руку, — идемте, мне нужно с вами поговорить.
Он вывел Тиранта из комнаты, и таким образом принцесса осталась на попечении Диафеба.
— Не сочтите меня глупцом и невеждой, — сказал он, — но что это за красивая трава изображена у вас на одежде?
— Среди нашего народа ее называют «любовь-стоит-любви», — ответила Кармезина. — Но вы, несомненно, чрезвычайно глупы, если не знаете такого растения. Неужто такая не растет ни во Франции, ни в Англии?
— Я полагал, что разбираться в растениях и травах — удел женщин, — возразил Диафеб.
— Но я ведь разбираюсь в доспехах и оружии и всегда могу отличить бармицу от бригантины, и поножи от наручей, даже если поножи принадлежали карлику, а наручи — великану и по размерам наручи превосходят поножи, хотя правильнее было бы наоборот, — сказала Кармезина с весьма надменным и суровым видом.