В этот момент распахнулась дверь, и в палату стремительным шагом вошел врач. Мне показалось, что я вновь увидел старика Игната в медицинском халате, зорко разглядывающего меня из-за овальных очков в прозрачной оправе. Затем видение улетучилось, я увидел, что вошедший абсолютно лыс, на квадратном подбородке топорщилась жиденькая рыжая бородка. Он был худой и бледный, с тонкими почти бесцветными губами и острым носом. Из-под белого халата виднелась белая же рубашка, застегнутая на все пуговицы.
— Так, здравствуйте, — сказал он, — ну-ка ручки из-под одеяла выньте. Так, хорошо. Поднимите правую вертикально. Дрожит ручка-то, дрожит. Пальчиками пошевелите. Так. Попробуйте сделать «ножницы» обеими руками. Быстрее. Не получается? Так, хорошо. Глазки закройте. Круги перед глазами видите? Может быть, звездочки или искры какие-нибудь? Так. Дотроньтесь указательным пальцем до кончика носа. Как себя чувствуете? Не тошнит? Как ощущения в груди? Нет ощущения, что легкие как будто сжимает кольцом? Так, хорошо…
Он говорил быстро, рывками, схематично, словно в тысячный раз читал надоевшую до смерти лекцию. Вместе с тем его тонкие пальцы ловко прощупали мою шею, веки, виски. Откинув одеяло, он пробежал пальцами по животу, постучал по ребрам. Затем стетоскопом прослушал сердце и легкие. При этом не забывал бесцветным голосом произносить: «Так, хорошо» и «Дайте-ка здесь прощупаю». Он остановился лишь один раз, внимательно оглядывая ожог на левом бедре. После этого провел пальцами по повязкам на пояснице и правой ноге, поднялся и сказал:
— Слава богу, вы легко отделались. Через неделю будете как новенький.
— А что с Леной? — спросил я.
Доктор вопросительно вздернул брови:
— Кто такая Лена? Ах, она. Так ее зовут? Спасибо за информацию. Хорошо. Пока старайтесь не шевелиться, чтобы не разошлись швы на пояснице, спать только на спине. Если захотите в туалет, есть утка. Так, хорошо, что еще мог забыть? Вроде все. Счастливо оставаться, увидимся завтра утром.
Не успел доктор выйти, как в палату заглянул милиционер, аккуратно придержав закрывающуюся дверь рукой. Видимо, он ждал в коридоре. Доктор отчетливо спросил: «Как Антон?». Милиционер неразборчиво ответил. После чего закрыл дверь и направился ко мне.
В отличие от доктора, служитель закона был круглолицым, с маленькими глазками и большими раскрасневшимися щеками. Он тщетно пытался скрыть второй подбородок с помощью серого шарфа.
Милиционер присел на край кровати, помог мне укрыться одеялом, попросил прощения за срочность, посетовал на начальство и на срочные дела, и начал изливать на свет вопросы, словно шкатулка Пандоры — грехи. Видно было, что ждал он долго, что где-то в городе его ждут более важные дела, что и больница, и допрос и я навеваем на него тоску смертную, и что он был бы рад поскорее закончить со всем этим и уйти. В голове все еще стоял туман, но я отвечал настолько связно, насколько мог. Милиционер спрашивал о причинах аварии, о том, что я видел, запомнил и ощутил. Затем спрашивал о том, кто такая Лена, знаком ли я был с ней раньше и что мы там делали на дне оврага. Под конец, ежеминутно поглядывая на наручные часы, милиционер стал расспрашивать, что я делаю у них в городке и хочу ли я вызвать кого-нибудь из родственников, чтобы они уладили все финансовые дела. Милиционеру было так скучно и он так стремился быстрее покончить с вопросами, что и я невольно поддался его настроению и отвечал быстро и кратко, не тянул.