-- Здесь ничего поделать нельзя.Пока не созреет-ничего не получится-сочувственно констатировал Дэк, подумав с приятным удивлением - А ведь припекает людей. Выходит, что все эти причитания про пассивность и равнодушное молчание, про деградацию нации - чушь, отговорки трусов и бездарей. Люди готовы сражаться. Ну хотя бы многие.
За грязным окном стремительно проносилась тёмная, зубчатая стена леса, время от времени скрывая на мгновение звёзды.
-- Сына вашего я тоже вспомнил. У него кажется лёгкое повреждено было? - спросил Дэк.
Старик, мрачно взглянув в окно, тяжко вздохнул и надтреснутым голосом ответил:
-- Не только лёгкое. Ведь три ранения... Он, как всё навернулось, бодрился, но я думаю, что восстание его окончательно подкосило... За шесть месяцев угас... В последнюю неделю мне говорил что лучше бы к партизанам - ушёл, да тогда вы только в Медвежьих горах сидели. Тише воды ниже травы, год целый ничего не слышно было... Не то что нынче.- дядя Лито оживился и осторожно, боясь услышать плохое, спросил - Дэк, а весной, в Огненном урочище правда такие потери были?
-- Поменьше, но всё равно девятьсот восемнадцать погибло.
-- Эх... Гридо - немочь тараканья! - --> Свирепо [Author:пђ.п»] насупился старик.
-- Ничего... Война есть война. Сейчас у Генерала на Хрустальном плоскогорье больше четырёх тысяч человек под ружьём.
-- Ты гляди! А я то думал! - обрадованно вскрикнул дядя Лито, сразу приободрившись.
-- Ведь как вас там долбили... мне ить тоже под такой бомбёжкой пришлось побывать, и не единожды, в ту ещё войну. Знаю, какие после этого бывают потери... А вы молодцы, ребята, выдюжили!
-- Победы даром не даются- Дэк вспомнил нескольких друзей погибших на гребне Огненного урочища и помрачнел.
-- Ты не печалься, заговорил дядя Лито, вы ведь там... Такое смогли... ить за нас, за всех...Знал бы ты, милый, как тогда переживали... По ящику-то всё бомбёжки крутили. Как у вас на позициях земля кипела...А вы их - тараканью немочь!- У него на глаза навернулись слёзы. За нас, за сына моего! За восстание,За песчаный карьер у сто второго разъезда...За лагеря...За всё...- старик в сердцах стукнул кулаком по столу, так что посуда подпрыгнула жалобно звякнув.
Они замолчали оба. В окно вагона на них скорбно глядел кроваво-красный Зоран, стучали колёса на стыках рельсов, ритмично покачивался вагон. Дядя Лито шмыгнул носом, и смахнув слезу, проговорил
-- Давай, Дэк, помянем их...
По обычаю, не говоря ни слова, оба до дна, залпом осушили по стакану вина, и помолчав минуту, заговорили вновь. Старик, внимательно глядя на Дэка, спросил: