Прапорщик Карилуото написал в этот вечер три письма. Но вначале он обменялся переживаниями с другими командирами взводов. «Я как заору… черт возьми, вперед, ребята… Похоже, говорит, что мне приходит конец… порядочный человек, черт побери… бесстрашный тип. Я бросаю гранату… командир пулеметной роты… отчаянная голова. Луостаринен из первой роты… два офицера в первый же день».
Родным Вуорелы Карилуото написал следующее:
…Хотя вы наверняка получите официальное извещение до того, как придет это письмо. Позвольте мне разделить с вами ваше глубокое горе. Могу заверить вас, что он был одним из лучших моих солдат, поэтому и мне тяжело потерять его в числе первых. Сурова судьба нашего народа, и, соответственно, велики наши жертвы. Но мы должны выстоять. Пусть в горе вашем вас утешит сознание, что наши жертвы приносятся во имя самой высокой и благородной цели, какая только может быть у человека, – свободы нашей страны и народа. И теперь, когда рушатся цепи Карелии и занимается новое утро Финляндии, вы и в горе своем слушайте гордую песню, которую пел ваш сын в разгар боя: «О прекрасная земля Суоми»…
В письме домой отцу и матери он писал:
…Я горжусь своей миссией. Я теперь окончательно решил стать офицером. Всякая другая профессия кажется мне в нынешнее время бессмысленной. Скоро мы опять увидим Карелию свободной. Из пропасти глубочайшего отчаяния Финляндия поднимется к новому величию. Сегодня я многое испытал за краткие минуты. И сегодня наконец понял, что моя жизнь принадлежит не мне, а Финляндии. И это не пустые фразы; я знаю, что мне будет нелегко, но я вижу перед собой прямой и ясный путь и пойду по нему, чего бы мне это ни стоило. С сегодняшнего дня я в неоплатном долгу у одного капитана, который научил меня идти до конца с поднятой головой. Он подал пример, следовать которому мы все обязаны. После боевого крещения не говорят громких слов, но, как я уже сказал, я теперь знаю, что мне делать, и уже это прекрасно…
Карилуото и вправду, несмотря на свое боевое крещение, был воодушевлен. Хотя и он, и его семья жили в атмосфере высокого патриотизма, обычно тон их писем не был столь уж торжественным. Он написал несколько слов и Сиркке:
Чувствую, что сегодня смогу сказать тебе все, что в иное время мне было бы затруднительно. Думаю, тебе ясно, что я имею в виду? Признаюсь, в последний раз, когда мы были с тобой вместе, я не осмелился на это. Сегодня меня смешит моя робость. Как наивен человек, пока ему не приходится в самом деле испытать себя! Все равно скажу, хотя я и не уверен в твоем ответе. Но как бы то ни было, как бы тяжел ни был мне твой отказ, независимо ни от чего я исполню свой долг. С сегодняшнего дня я в долгу у тех, кто уже выполнил свой…