Мы не знали, как облегчать страдания умирающих, и не могли помочь этой женщине, одной из наших сестер. Мы могли только бормотать банальности, восклицать: «Боже, как это ужасно!», «Иисус, Мария и Иосиф, помогите ей», – и читать избитые отрывки из молитвенника.
Бедная женщина много дней мучилась в ужасной агонии. Я не знаю, как люди умирают в обычных больницах, но не могу представить себе ничего хуже, чем подобная медленная смерть в полном сознании и без всякой возможности попросить об облегчении, а то единственное, что могли ей предложить, представляло собой смесь сострадания и пошлости. Сестры, оказавшиеся свидетелями ее мук, могли бы задуматься и спросить себя, что же не так с нашей жизнью, если она заканчивается подобным образом, однако мы жили в полном невежестве, отказываясь мыслить. Истина очень медленно проникает в сознание, полагающее, что все правильно и так.
ПОСЛЕ трех лет обучения в Седжли Парк я получила диплом преподавателя. Настал день прощания. Мне необходимо увидеть Элис и поговорить с ней, и на этот раз я не совершу ошибки! Я надеялась, что наступило самое подходящее время, к тому же есть повод для любящего объятия, но все оказалось не так. Трясясь как осиновый лист и пытаясь это скрыть, я стояла перед ней и протягивала руку, стараясь вести себя как обычно.
«Пока, я уезжаю, – сказала я и больше не смогла ничего вымолвить. Как я ненавидела свою неловкость! Почему я должна быть такой глупой, косноязычной голландской деревенщиной, полной противоположностью общительной ирландки?
Элис вежливо пожала мне руку. На ее лице не промелькнуло ни тени симпатии. Она печалилась из-за расставания со своей подругой, сестрой Имельдой, канадкой, которая, как и она сама, любила поболтать. Стоя перед Элис, я поняла, что она думает и чувствует, и меня пронзило ощущение предательства. Элис не чувствовала ко мне ничего, кроме случайной жалости. Она избегала меня не потому, что моя любовь к ней была против правил, – просто я ей не нравилась. Она и сама не избежала сильной привязанности к той, что была ближе ей по образу мыслей и взглядам на мир. Это горькое осознание унесло прочь лелеемую мной надежду на то, что она меня полюбит.
Как может быть, чтобы такая сильная любовь не породила любви в ответ?
Я побежала на улицу, чтобы попрощаться с багряными рододендронами, надеясь вопреки здравому смыслу в июне увидеть цветы на ветвях, но цветов на них, разумеется, еще не было.
Годы учебы в Седжли прошли под знаком страсти к Элис. Когда в 1965 году я вошла в класс в качестве учителя, то поняла, что точно так же могла бы прийти туда прямо с улицы, столь бессмысленным оказалось обучение для моего ума, поглощенного другими заботами.