Он обошел прилавок, вынул лоточек с кольцами. Я подняла одно. Гладкий золотой ободок. Вместо камня — плоский диск размером с десятицентовую монетку. С вырезанными на нем греческими буквами.
— Что это за кольца? — спросил Сет.
Я попыталась объяснить давно утраченный обычай:
— Благословение. Просьба о соединении. Вроде обручальных.
На другом были изображены Христос и Дева Мария — крохотные мужчина и женщина лицом друг к другу.
— Когда-то у меня было почти такое же, — тихо сказала я, вертя его в руках.
Мужчины промолчали, и я положила кольцо на место.
По пути домой Сет спросил:
— И что сталось с твоим кольцом?
Я посмотрела в окно.
— Неважно.
— Расскажи.
Но я не ответила, а он не настаивал.
Когда приехали ко мне, Винсента там не оказалось. Занимался, должно быть, поисками со своими «Ангелами Чарли». На кухонном столе валялся ворох газет — похоже, его интересовали текущие события. К тому же еще и криминальные. Один заголовок напомнил мне историю, слышанную накануне, — о сумасшедшем, который убил жену, застав ее с другим мужчиной. Смертные порой творят такое, что в дрожь бросает. И довольно часто.
Сет уселся на диван, свесил руки между колен. Настроение у него, когда я не ответила на вопрос в машине, определенно ухудшилось.
— Фетида…
— Тебе не дает покоя кольцо?
— Да нет, не в нем дело. Просто… я и раньше видел тебя такой. Ты вспоминаешь что-то, что тебе неприятно. Но мне не рассказываешь. И кажется в такие моменты, что ты вообще мне ничего не рассказываешь.
Я села рядом, чтобы не встречаться с ним взглядом, как часто делал он сам.
— Я многое тебе рассказываю.
— Но не о своем прошлом.
— Да я все время говорю о своем прошлом… его у меня хватает.
— Догадываюсь. — Он рассеянно погладил меня по руке. — Ты молчишь о тех временах, когда была смертной. Еще не стала суккубом.
— Да. Ну и что? Мы вместе — сейчас. Ты знаешь меня такой, какая я сейчас.
— Знаю. И люблю тебя такой. И хочу знать, что для тебя важно. Что сделало тебя той, кто ты есть. Что причиняет тебе боль… чтобы суметь помочь.
— Этого тебе знать не надо, чтобы меня понимать, — сказала я твердо. — Мое человеческое прошлое — уже не часть меня.
— Не верю.
Я промолчала.
— О той твоей жизни я не знаю ничего, — не унимался он. — Ни твоего настоящего имени. Ни внешности. Ни места рождения. Не знаю даже, сколько тебе на самом деле лет.
— Постой… но ты тоже о многом не рассказываешь, — возразила я, надеясь отвлечь его от этой темы.
— А что ты хочешь знать?
— Ну… — Я пошарила в памяти. — О твоем отце, например. Как он умер?
Сет ответил, не задумываясь: