- Ты ж униат!
- А шо, уже и панов резать нельзя? раз униат? И поляков! Пулеметов бы Зализняку подкинуть... И царице не верить.
Прогрессор не знал, кто такой Зализняк, но ход мыслей ему был слишком хорошо знаком.
Дождь стихал. В приоткрытую дверь донеслась ругань в два голоса - Кац не поделил нечто с какой-то женщиной. Или, как в тот раз, был застукан чужим мужем в процессе обстоятельного щупанья не своей жены. Веселуха была на все село, Кац избежал переломов только потому, что спрятался в свинарнике. О, в комнату сунется, осторожненько так, руки ведь заняты, горшок смальца держит. Ярчук облизнулся.
- Закатай губоньку! Он только для оружия.
Ярчук, невзирая ни на что, таки сунул в горшок палец и облизал.
- Для оружия и прогорклый смалец годится.
Ярчук мрачно порылся по карманам, зажевал сухарем.
Заболотный не стал спорить. Ему, как бывшему семинаристу, хотелось культурного общения, но только собеседников не находилось. Кайданов как начнет вспоминать про винницкого предводителя дворянства да как этого предводителя со всей веранды отскребали, чтобы похоронить - так уши и вянут. Бондаренко - тоже дохлый номер, пехота драная, мобилизовали корниловцы - он от них сбежал, не понравились чем-то, кормили мало, как он сам и рассказывал. А краснопузенки- еще хуже, стал ихний комиссар на митинге говорить, а Бондаренко возьми и брякни- а не хочу я диктатуру никакую! Я, говорит, граммофон хочу, и ватерклозет, як в гостинице. Ну и взяло его чека под грязны рученьки, так он за ночь из сарая вылез да в плавни удрал, а там тяжко человека найти. Сунулись за ним, так юшкой умылись. Вот этот, в черкеске? А кто ж тебя знает, шо ты за один. Не такой ты, ой не такой. И не в говоре дело, Заболотный много всяких людей слышал, и не во внешности - ну не то с ним, что-то не то. Не такой.
Разведка не возвращалась. Отряд торчал на хуторе третий день, а разведки не было уже двое суток. Сон и регулярная кормежка - дело нужное и приятное, но где их черти носят? Что, ужрались в доску и дрыхнут? Ну совести же надо хоть каплю иметь.
Прогрессор жевал тараньку, экснутую с хозяйкиного чердака, и думал. Вернее, вспоминал. И воспоминания были дырявыми, как бабушкины салфеточки-макраме. Из чего был сделал мамин ковер? Желтый такой, пушистый ковер, вернее, коврик перед кроватью? А чем играла сестра? Куклы у нее были точно не соломенные. Да и собственная профессия попросту вылетела из головы, но на кого-то же Лось учился! И даже доучился до третьего курса, если верить собственному студенческому билету. А вот как на нем цветную фотографию сделали? Раскрасили? Но лучше вспоминать, чем думать про разведку, потому что и Крысюк, и Опанас - люди ответственные и если их нет до сих пор, то ничерта они не загуляли. А к Шульге вторым номером идти очень не хочется, он с Волыни. Слово не так скажешь - еще за москаля примет, да стрельнет. Так это не Лось виноват, что у Шульги на войне был глубоко патриотичный командир, который слишком напирал в речах, что малороссы - это дураки, а полковой поп винил во всем католиков с униатами. Вот у Шульги и заклинило мозги еще и на тему москалей.