Кен неплохо устроился на вилле своего нового знакомого. Она была много скромнее климовской, но зато здесь присутствовал почти неуловимый аромат старых денег. Алехин поначалу не мог понять, в чем это точно выражалось. Но потом догадался: у Антуана все случилось очень давно, каждая вещь – от паркового шезлонга до книжки, забытой на ломберном столике в гостиной, – была с историей. Ничто здесь не резало глаз новизной, все имело свои трещинки, шероховатости и потертости, скрипело и пахло стариной. На любой вопрос «вот такой мужчина» отвечал: «О, это отличный Левефр. Он написал мою прапрапра… бабку, когда та была представлена ко двору Людовика XVI. Ведь, правда, не скажешь, глядя на эту милашку, что через пятнадцать лет якобинцы отрубят ей голову? А этот кабинет, инкрустированный черепахой, побывал в России. Он принадлежал еще одному родственнику – наполеоновскому генералу. Его проткнули вилами под Смоленском. Генерал, кстати, писал неплохие стихи…»
Понятное дело, что такой истории не могло быть у Климова, вообще, ни у кого в России, перепаханной большевиками. У русских, будь то аристократы или крестьяне, экспроприировали прошлое. Само настоящее было у них скорее в пользовании, чем в собственности.
Неудивительно, что у Климова не сохранилось даже личной истории. Ведь не стал бы он тащить в свой дворец продавленный диван из хрущобы или подшивку «Техники молодежи». Конечно, Федор Алексеевич окружал себя аукционными вещами, заказывал мебель, фарфор и технику у лучших производителей. Но Алехина не покидало ощущение иллюзии дома, какую умеют создавать в гостиницах. Красиво, богато, основательно, но к дому это не имеет никакого отношения. «Все мы странники в этой жизни, все мы пассажиры, – думал Кен, – Климов пожил свое в гостинице, Лиза пожила, теперь будет жить Полина, потом остановится коррупционер из МВД или хозяин какого-нибудь «мира картузов на Войковской». Другое дело Антуан. Он даже ездит на «Роллс-Ройсе» 1965 года – Silvercloud – это не какой-нибудь «Роллс-Ройс» фантом для нуворишей из Дубаи. Это машина его отца – министра времен де Голля».
Ксантиппа ворвалась в комнату, когда Антуан показывал Алехину редкое издание Эразма Роттердамского начала XVII века:
– Оно в нашей семье от Жана Армана.
– Кардинала де Ришелье? – вежливо осведомился Алехин. Ответить Антуан не успел.
– На террасе чудо как хорошо! – заявила Ксантиппа. – Там у нас будет штаб.
– Штаб? – удивился Алехин.
– Да, штаб расследования. Должны же мы, наконец, понять, кто стоит за всем этим. Итак, – провозгласила Ксантиппа, – чур я буду вести расследование. У меня прекрасная интуиция. Мне все об этом говорят. Я вот Светке Богдарчук твержу, что ей не идет фуксия. И ведь правда – не идет!