постоянно воплощается. Перечитайте то место в романе, где поет невольный
хор служащих филиала: «Поражало безмолвных посетителей филиала то, что
хористы, рассеянные в разных местах, пели очень складно, как будто весь
хор стоял, не спуская глаз с невидимого дирижера».
Маргарита-Ева отважилась пройти страшное посвящение в тайну
планетарного «управдома»: став «хозяйкой бала» («Бал» по-древнееврейски
— «Господь») и выпив «чистый спирт» (Sancta Spiritas — Святой Дух), она
уподобилась Воланду — приняла на себя его крест. Неспроста от поцелуев
грешников у Маргариты разболелась нога — в точности как у Воланда!
Нельзя не узнать и лестницу, по которой поднимались толпы гостей: это
Санта Скала — Святая Лестница, — перевезенная в Рим из Иерусалима. По
этим ступеням Иисуса водили на допрос к Пилату.
17. СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ
Сходство тайных сюжетов «Клопа» и «Мастера…» кажется странным и
неожиданным. Но давно замечено, что сцена с Рюхиным у памятника
Пушкину — аллюзия на стихотворение В.Маяковского «Юбилейное».
Узнаваемы и стихи Рюхина, которые взялся обличать Иван: «взвейтесь!» да
«развейтесь!» («Время, ленинские лозунги развей!..»). В рукописи романа
был еще один намек на Маяковского: Воланд не пожелал жить в
«Метрополе» потому, что увидел там клопа. А в самом «Клопе» есть эпизод, где профессор читает «Словарь устаревших слов»: «Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков…».
На людях они относились друг к другу с демонстративной
враждебностью. Маяковский постоянно нападал на Булгакова — устно и
печатно. «Литературный белогвардеец» и «платный певец буржуазии» —
самые мягкие из его ругательств. Не оставался в долгу и «белогвардеец».
"Нигде кроме такой отравы не получите, как в «Моссельпроме», — думает
Шарик из «Собачьего сердца». (Маяковский: "Нигде кроме, как в
«Моссельпроме!»). Тем более странной выглядит находка М.Чудаковой —
лирическое стихотворение Булгакова (1930), в котором можно увидеть ответ
на посмертное стихотворение Маяковского. Но Булгаков не мог его читать: оно осталось в записной книжке поэта и было опубликовано несколько лет
спустя. Или все же мог?.. А незадолго до своей смерти Булгаков записал в
дневнике: «Маяковского прочесть как следует».
«Черепа шкатулку вскройте — сверкнет драгоценнейший ум. Есть ли, чего б не мог я?». И далее: «Солнца ладонь на голове моей…» Таким
Маяковский был до семнадцатого года — обыкновенный сверхчеловек, избранник Солнца. Затем он надевает маску пролетарского поэта,
«горлана-главаря», выразителя чувств угнетенных низов: «Сто пятьдесят
миллионов говорят губами моими»! Маяковский воспевал жертвенность ради