упорное нежелание «красного барона» стать заместителем кого-нибудь из
генеральных конструкторов — с перспективой выделиться в самостоятельное
КБ. Вместо этого он предпочел возглавить маленькую группу в
минавиапромовском Бюро стандартов.
Но почему именно Бартини должен был распорядиться той частью
царской библиотеки, в которой хранились манускрипты Френсиса Бэкона?
Объяснение скрыто в «Золотом теленке». В главе «Индийский гость» Бендер
спрашивает о смысле жизни у индуса — белобородого и смуглого человека в
длинной коричневой рясе. Несомненно, это Рабиндранат Тагор: он
действительно посещал СССР в 1931 году. (Вспомните и цирковую афишу
Бендера: «жрец» называет себя «любимцем Рабиндраната Тагора»!) А какой
ответ мог дать Остапу — убитому и воскресшему страннику — настоящий
Тагор? «Человек бессмертен, — писал философ, — и потому он должен без
конца умирать. Ибо Жизнь — это творческая идея, она может обрести себя
лишь в изменяющихся формах». О реинкарнации говорил и евангельский
Иисус. Когда ученики спросили, почему не пришел обещанный пророком
Илия, Иисус ответил, что пророчество исполнилось в Иоанне Крестителе: «Он
и есть Илия».
Не сам ли барон Роберто Орос ди Бартини был «доном Ру-матой» при
дворах Елизаветы I и Якова I — пять или шесть жизней назад? В
«Блистающем мире» есть эпизод, в котором Друд рассуждает о литературе
и… ест свинину. «Свиным корытом» называют парусник юнги Санди —
будущего помощника библиотекаря. (Название этого маленького суденышка
— «Эспаньола» — вызывает в памяти стивенсовский «Остров сокровищ»).
Ближайший помощник Руматы — отец Кабани. А вот какой сон видит
Воробьянинов после знакомства с Бендером: «В руках Ипполита Матвеевича
очутился кинжал. Им он ударил свинью в бок, и из большой широкой раны
посыпались и заскакали по цементу бриллианты».
Сон в руку: истинное сокровище связано с человеком, имя которого
происходит от английского слова, означающего «свиное мясо». В конце
первого романа Воробьянинов зарезал Остапа: значит, Бендер и есть
символическая свинья — сэр Френсис Бэкон, барон Веруламский, лорд-хранитель Большой Королевской печати! Неспроста в первом романе то
и дело мелькают многозначительные слова — «хранитель большой печати»,
«Английская набережная» и даже «сочинения графа Салиаса». Сало? Ильф и
Петров несколько раз повторяют, что стулья обиты английским ситцем. И
пружины — английские, а в начале романа английскими именуются сами
стулья.
«Лед тронулся!» — говорит Бендер. В первых главах умирает усатая
мадам Петухова, про которую сказано, что в прошлом она носила