по духу самому «благородному дону Румате». «Глаз бога», — так называет
герой объектив телепередатчика, который он носит на лбу. Третий глаз был у
бога Шивы. Очевидно, нам подсказывают, что потомки «целого ряда сынов
божьих» еще живут среди людей.
«Вы, Старшие, позвавшие меня на путь труда, примите мое умение и
желание, примите мой труд и учите меня среди дня и среди ночи. Дайте мне
руку помощи, ибо труден путь. Я пойду за вами!» «Клятва Геркулеса» — так
называется это обращение ученика к наставнику. «В этой древней формуле
между строк заключено очень многое», — объясняет одна из героинь
«Туманности…». Ну, разумеется: Геркулес — сын Зевса и земной женщины! А
«древняя формула», которую произносят выпускники «школы третьего
цикла», — это калька с «Молитвы Шамбале» из «Агни-Йоги»: «Ты, позвавший меня на путь труда, прими умение и желание мое. Прими труд
мой, Владыка, ибо видишь меня среди дня и среди ночи. Яви, Владыка, руку
Твою, ибо тьма велика. Иду за Тобой!». Но в следующем романе («Лезвие
бритвы») Ефремов пишет о том, что Шамбала не является географическим
понятием: «Даже в самом названии Шамбала не подразумевается никакая
страна. Шамба или Чамба — одно из главных воплощений Будды, ла —
перевал. Значит, эта мнимая страна — перевал Будды, иными словами —
восхождение, совершенствование. Настолько высокое, что достигший его
более не возвращается в круговорот рождений и смертей, не спускается в
нижний мир».
16."СЧАСТЛИВ БУДЕТ ТОТ, КТО ЭТО ПОЙМЕТ"
На
Земле
появились
странные
больные — «мокрецы».
Мутанты-сверхчеловеки. «Внутри вида зарождается новый вид, и мы
называем это генетической болезнью». Титаны духа обосновались
неподалеку от маленького курортного городка, — в странном заведении, которое горожане называют лепрозорием. Рядом расположен «приемный
покой», замаскированный под санаторий «Теплые ключи» — здесь
происходит тайная проверка людей на «филиусность». Несколько
отдыхающих стали новыми «мокрецами».
Таков сюжет романа, который пишет главный герой «Хромой судьбы» —
московский писатель Сорокин. Он тоже ощущает свою чужеродность:
«Терпеть не могу общаться с посторонними людьми. С другой же стороны, мне вдруг пришло в голову, что такое бывало и раньше: в троллейбусах ли, в
метро, в таких вот забегаловках, где меня никто не знает, пустующее место
рядом со мной занимают в последнюю очередь, когда других свободных мест
больше нет. Где-то я читал, что есть такие люди, самый вид которых внушает
окружающим то ли робость, то ли отвращение, то ли вообще инстинктивное
желание держаться подальше».
То, о чем написал Феликс Сорокин, неожиданно оказалось правдой, —