Наружный свет был не столь смертоносен — судя по показаниям Тугодума, в безопасных для человека пределах. Очевидно, башня с предками Весла каким-то образом удерживала всю эту «аппетитную» для них радиацию внутри. Да, только это и имело смысл. Если требуется огромное количество энергии, чтобы кормить питающихся ею людей, не стоит позволять этой энергии без толку просачиваться сквозь стены. Не знаю, из чего была сделана башня, но уж конечно не из обычного стекла; она пропускала только видимый свет, а все остальное удерживала, создавая нечто вроде теплицы, где в телах смертельно усталых людей шел процесс фотосинтеза.
— Они что, так и лежат все время? — продолжала допытываться я.
— Большинство не движутся столетиями. Так говорит моя мать со слов своей матери. За время моей жизни только мать и сестра вставали.
— Однако теперь твоя мать снова спит, а сестра ушла с Джелкой?
— Да. Вот уже три года я совсем одна.
Мне захотелось похлопать ее по плечу, обнять… в общем, как-нибудь успокоить. Но я не осмелилась — кто знает, что здесь можно, а что нельзя?
— Нелегко быть одной, — в конце концов сказала я. — Можно лишь удивляться, что ты не лежишь среди прочих.
— Я иногда именно так и поступаю, — ответила она. — А иногда захожу в башню, просто чтобы побыть с людьми. Изредка… изредка выбираю какого-нибудь мужчину и ложусь с ним, в надежде, что он даст мне свой сок. Но этого ни разу не случилось, и оттого становится еще грустнее.
Она говорила, запинаясь; я не знала, как реагировать. В конце концов я спросила:
— Ты бессмертна, да? Все вы бессмертны?
— К нам слово «смерть» вообще не относится, — прошептала она. — Мы не болеем и не стареем. Если бы ты не вытащила меня из озера, Фестина, я бы жила и жила… под водой. Слишком слабая, чтобы двигаться, но все равно живая. Наши тела живут вечно, но мозг с годами начинает хуже работать. Когда мозг устает и у людей пропадает желание что-либо делать, они просто ложатся и все. Это называется «отказ». Некоторые люди «отказываются» снаружи — в траве, на песке или в воде — но большинство в этой башне. Здесь лучше, удобнее; и свет позволяет поддерживать силы, чтобы можно было встать, если возникнет желание. Моя мать говорит, что в любой момент может подняться, был бы повод. Она просто не может придумать повод.
Мне было трудно встретиться с Веслом взглядом, трудно говорить.
— Я горжусь тобой, — наконец выдавила я.
— Почему ты гордишься мной, Фестина?
— Потому что ты не там, не вместе с остальными. — Я взяла ее за руку и потащила прочь от башни (а может, это был лишь предлог, чтобы прикоснуться к ней). — Пошли, ты ведь еще не все показала мне.