Когда подоспевшие вадиковы гвардейцы выволокли их из прибрежных зарослей, одежда моментально схватилась ледяной коркой и встала колом, царапая немеющую кожу. Сводило мышцы – от ног и до лица, нос и кончики пальцев начали белеть. Повернув негнущуюся шею, Сергеев посмотрел на то место, куда пять минут назад рухнул вертолет. Даже масляных пятен было не видать на черной и блестящей, как тушь, водной глади – лопнуло несколько пузырей, и из-под воды с уханьем вырвались остатки воздуха.
Река на глазах схватывалась льдом – поражала нереальность происходящего. По воде разбегались слюдяные пластинки, потом, с тихим похрустыванием, превращались в ледяное поле, ползущее от берегов к середине реки. От рассыпанных то тут, то там полыней валил густой пар. Воздух, пронизанный неземным холодом, сгустился до плотности глицерина, трещали ветки деревьев, у земли клубился похожий на трубочный дым сизый туман.
– В палатки! – заорал Вадим, и в это время от холода у него лопнула нижняя губа и по подбородку потекла густая, почти черная кровь. – Там печки – и топить, топить!
Он сообразил, что возле палаток остались часовые, и проорал то же самое в уоки-токи – до палаток надо было еще добежать.
Сергеева, Молчуна и Матвея несли через заросли, как бревна на субботнике: с той же целеустремленностью и осторожностью. Благо, ударов хлещущих по телам веток они не чувствовали из-за окоченения.
Непорядки с климатом начались в первый же год после Потопа, не только на Ничьей Земле, а на всем континенте. Ученые связывали это и с изменениями геофизических условий на огромных территориях, и с чудовищными по интенсивности выбросами химических веществ: углеводородов, фенолов, фреонов и прочих радостей с разрушенных химзаводов. Озоновый щит над местом катастрофы превратился в решето. Летом, в ясные дни, которые, слава богу, случались не так часто, можно было запросто пойти пузырями от попадания прямых солнечных лучей. За сорокоградусной жарой вместе с ночной тьмой на землю падал холод, и температура июльским вечером снижалась до нуля. Шквальный ветер мог налететь средь бела дня, сокрушить вековой лес и тут же затихнуть, превратившись в подобие прохладного бриза.
Но такого холода, буквально рухнувшего на землю, Сергеев не помнил. Будь до палаток на километр больше – все они бы замерзли в пути.
В разгромленном лагере охотников пылал двухметровый костер – тело из него вытащили, и оно дымилось в стороне, распространяя вокруг себя запах пригоревшего бифштекса, особенно хорошо ощущаемый в ледяном воздухе. В палатке растопили буржуйки – металл печек начал медленно багроветь. Весь отряд сбился в одном месте, как отара овец в загоне. Вместе было теплее. О боевом охранении никто и не подумал – металл автоматов от мороза прикипал к рукам намертво, на оружии оставались куски кожи – нескольким бойцам уже оказывали первую помощь.