Услышав подозрительный шорох, я поспешила скрыться за одним из толстых стволов платана.
К фонтану спешили двое: прелестная женщина и юноша удивительной красоты. Можно подумать, что, создавая его, боги специально смешали лунные свет Сиа с густой тенью и соткали воздушную плоть. Сказочная лучезарная принцесса, переодевшись в мужское платье, не могла выглядеть прелестней. Тонкая кожа смотрелась особенно белой, в контрасте с чернотой волос и краснотой губ. Рот чуткий, чувственный и капризный, невольно притягивал взгляд. Блестящие волосы волнами обрамляли тонкое чеканное лицо, подобно дорогой рамке. Большие, глубокие ясные глаза, затененными изогнутыми длинными ресницами с первого взгляда казались темным. И лишь при пристальном рассмотрении оказывалось, что радужная оболочка вовсе не черная, как час восхода первой из лун, а темно-зелёная.
Что-то в выражении лица, в движениях изящного тела, которому по прихоти природы не суждено было стать широким и массивным, заставляло меня смотреть на юношу снова и снова. Улавливало душу, как бабочку — силок. Затягивало, будто в большую воронку.
Женщина осторожно присела на край бассейна. Широкие атласные юбки выглядели нереальным продолжением причудливого нагромождения мрамора. Драгоценности блестели, сверкали и переливались так, словно звезды стряхнули серебреную пыль, и те обсыпали незнакомку мерцающей пудрой с ног до головы.
Юноша, обхватил руками тонкую талию, прильнул к красавице томно, жарко, сладострастно. Смоляные локоны переплелись с ярко-золотистыми. Красивый контраст, чарующее сочетание.
Рука женщины запутались в мягких влажных кудрях мальчика, задержалась на плечах, затем мягко его оттолкнула:
— Тэ*и может вернуться в любую минуту. Хочешь оскорбить любимого дядюшку? — Улыбнулась знаменитая Гиэн*Сэтэ, проводя ноготком шаловливого пальчика по щеке любовника.
— Нет, не хочу, — проворковал тот в ответ. — Интуиция подсказывает: любимый дядюшка давно догадывается, что твою снисходительность мы делим пополам.
— Конечно, догадывается, — тряхнула головой женщина, нервно похлопывая ручкой веера по ладони. — И — бездна! — его это, мало волнует! Не дуйся, дорогой. И не ревнуй. Тэ*и слишком глубокая личность, я боюсь в нём утонуть. И кануть без вести.
— А во мне утонуть ты не боишься?
Смех женщины, колючий, ломкий, как утренний лед, вызвал желание поежиться.
— Дядюшка слишком добр и снисходителен, чтобы журить по пустякам. — Заявил дядюшкин племянник. — Я не хочу говорить о нем. Я хочу тебя.
— Тогда давай поднимемся наверх, застраховавшись от возможных неприятных случайностей, — в мелодичном голосе с хрустальной трещинкой прозвучала насмешливая покорность.