Осокин вот как раз и есть этот образованный человек. Как бы образованный! Из одного института и даже с одного факультета вылетели. Лет пять назад Марек сдуру прочитал ему свои стихи. Обоим этого раза вполне хватило. А теперь Дима Осокин и вовсе умный сделался, расхаживает по конторе с таким видом, будто ему на все наплевать с высоты собственной гениальности. Но в чем проявляется эта гениальность — никто не знает. И никогда не узнает.
Зато он теперь мачо. Он носит широкий ремень и джинсы-стрейч, которые выразительно обтягивают низ живота, и чтобы все это заметили, он и майки, и джемпера заправляет в эти самые джинсы, а не носит навыпуск.
Он — мачо, и он не переживет, если женщина, проходящая мимо по коридору, не остановит взгляда на его мускулистых стройных бедрах, если не обернется и не оценит крепкий стальной зад.
Он — мачо! Он и с рокерами дружит только затем, чтобы ходить в тугих кожаных штанах, он катает девчонок на чужих мотоциклах и позволяет им прижиматься к своей прекрасной спине! Когда они слезают с мотоцикла — девчонки уже готовы, девчонки уже хотят эту спину!.. Всеми десятью коготками, и теснее, теснее!..
Молчание Марека посетитель принял за одобрение. И достал из кармана светлого летнего пиджака тот самый классический скомканный листок, который породило воображение Марека совсем для другой эпохи.
Он заговорил — сперва невнятно, потом дикция выправилась:
— Прочь ложный стыд. В тираж секреты. Не впопыхах, но сей же час беды прекраснейшей приметы предам на суд ушей и глаз, — пообещал он, и Марек рассеянно кивнул.
Случилось то, что в конторе уже случалось неоднократно: Бог послал графомана. Это что! Однажды Марек сидел в кабинете один, работал, и тут в дверь (кстати говоря, тоже без стука) въехала целая вавилонская башня. Здоровенный дед требовал внимания.
— А вы, собственно, кто? — спросил Марек.
— Я человек-легенда!
Человека-легенду выставляла из конторы вооруженная охрана. И она же получила нагоняй за то, что пропускает, не спросив документов, всевозможных городских сумасшедших.
Тут же, по аналогии, Марек вспомнил самого из них популярного — Повелителя Вселенной. Тот совершал обход памятников и перед каждым, встав в красивую позу, пел гимн собственного сочинения с обращением к Солнцу и прочими возвышенными затеями. Кстати, с литературной точки зрения все это было не так уж плохо.
А посетитель, не заметив, что Марек отвлекся, продолжал:
— Плоть — злая горечь шоколада. Губ обреченная волна. Глаза — награда и засада. Души свободная цена…
Какая связь у него в голове образовалась между плотью и губами, еще можно было предположить. С глазами тоже он выразился вполне внятно. А вот цену души пристегнул, скорее всего, ради размера и рифмы. Эти штуки Марек по себе знал.