И вдруг…
— Закатный ангел. Знак спасенья. Кромешной тьмы святая стать. Мой черный сон и озаренье. Предсмертный крик и благодать…
Что?.. Как-как?..
Марек даже рот приоткрыл.
— Правда, гениально? — спросил посетитель. И все испортил.
— Гениально, — согласился благовоспитанный Марек, мгновенно возненавидев посетителя за этот пошлый вопрос.
— Тогда я еще прочту. Слушай… Тоже этой ночью написал.
— Извини, мне текст сдавать, начальство уже требует.
Марек схватил со стола первую попавшуюся распечатку и выскочил в коридор.
Закатный ангел! Ну да — только почему это пришло в голову ему, в оклеенную пластырем дурную голову? Кромешной тьмы святая стать! Да, так, именно так — но за что, за какие добродетели этот кабриолетовладелец получил ночью, после налета на «Марокко», такую награду?.. После того, как дал Аське оплеуху, что ли?.. После того, как схлопотал боевые шрамы, украшающие мужчину?.. За что, Господи, ему-то — за что?..
Марек сделал то, что делал при безответных вопросах, — встал столбом и уставился на свои руки. Пальцы шевелились, играя на незримом баянчике. Какие идиоты в наше время учат детей играть на баянах?! За что?! Закатный ангел, знак спасенья… Предсмертный крик и благодать… За что?! За что одному — баян, а другому — вот это?!
Если бы Димка Осокин знал, что Марек сейчас орет во всю глотку от невероятного отчаяния, он бы «Скорую» вызвал.
Но он не услышал ни хрена.
Прошел, не глядя, или нет — глядя в пол. Чтобы не споткнуться. Тоже нет — делая вид, будто погружен в гениальные размышления. Пронес общелкнутые кожей бедра. Фальшивой кожей, блин! Дешевка!
И тут появилась она.
— Федька там? Или уже слинял?
— Там, — ответил Марек.
— О черт… Засада…
— Глаза — награда и засада, — неожиданно для себя произнес Марек, и она догадалась.
— Он тебе уже стихи читал?
— Читал.
— Ну и как?
— Хорошие стихи.
— У Федьки?!
Она постояла — держа на красивом лице этакую озадаченность. Марек ждал распоряжений.
— Он меня достал своими стихами, — вдруг пожаловалась она.
Коридор был темноват, и ее бледное лицо самую чуточку светилось, как и прихваченные первым загаром плечики, безалаберно торчащие в двух прорехах.
Кто-то же их целует? Хоть иногда?..
Плоть — злая горечь шоколада… Это — у нее, а у Марека — губ обреченная волна.
Ну надо же…
— Ты иди, я с ним как-нибудь справлюсь, — сказал Марек.
— Пусть вырезки оставит, там должны быть рецензии и одно интервью с каким-то профессором. Потом сделаешь из этого текст, я на тебя размечу.
Она поступила некстати благородно — смахивало на подачку. Это она завербовала клиента, судя по всему — нежадного рекламодателя, ей полагались проценты с заказа и еще какая-то мелочь за текст. Она умела вербовать и неплохо зарабатывала, а Марек просто имел несколько постоянных клиентов, с которых кормился, и кормился скудно.