Многие служащие больницы меня уже знают и знают, что я — «КОТ РУССКОГО ГАНГСТЕРА, КОТОРЫЙ ЛЕЖИТ В БЛОКЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ ОТДЕЛЕНИЯ НЕЙРОХИРУРГИИ». Вот так-то!
Однако, несмотря на то, что я «Кот гангстера», многие меня подкармливают. Особенно — младший медицинский персонал. То колбаски притащут, то приволокут кусок вполне приличной рыбки — вареной или жареной. Это, конечно, не оттаявший сырой хек имени моего Шуры Плоткина, но тоже вполне съедобная рыбка. Вроде той, которой меня угощал Рудик на корабле.
Просто так гуляющих, а упаси Господь, бродячих Котов, Кошек и Собачонок — я здесь не видел. Пока. Запахи их чувствую, но вот так — нос к носу, еще ни разу не сталкивался. Пару раз наблюдал Собак на поводках. Один раз видел в окне второго этажа довольно спесивого Кота, который скользнул по мне недобрым глазом и отвернулся.
Но так как мой мир ограничен всего лишь двумя прибольничными улочками, парком и автомобильной стоянкой — говорить о том, что в Германии вообще нет такого понятия, как бродяжничество бесхозных Собак и Кошек, аналогичное нашему, российскому, — я бы не рискнул.
Поэтому, пока Таня на работе, я гуляю сам по себе, и встреться сейчас мне кто-нибудь из моих немецких коллег — я был бы только раздосадован. Потому что гуляя, я все время очень и очень занят. Я колдую, колдую, колдую…
Я постоянно, на очень сильном, выматывающем волевом напряжении, посылаю свои лечебные сигналы Водиле. И не просто — в белый свет, как в копеечку, — а с совершенно точным адресом: я знаю этаж, где лежит Водила, знаю комнату, в которой он лежит, знаю даже конкретное расположение кровати и приборов в этой комнате.
Я даже знаком с тремя полицейскими, которые каждые восемь часов сменяют друг друга у дверей моего Водилы.
Мало того, я уже три раза и сам был в этой комнате, куда всем посторонним входить было строжайше запрещено! Когда Таня оставалась в клинике на суточное дежурство, она выходила ночью за мной к служебному подъезду, запихивала меня в какой-то непрозрачный пластмассовый мешок и приносила к Водиле на полчаса, на пятнадцать минут, а один раз я там пробыл даже часа два.
С грустью должен заметить, что, как мне показалось, Водиле стало гораздо хуже, чем тогда, на автобане, когда он пытался меня успокаивать и просил меня не нервничать. Во всяком случае, ни одна моя попытка установить с ним хоть какой-нибудь Контактишко не увенчалась успехом. Даже тогда, когда я был совсем рядом.
Таня пыталась мне объяснить происходящее с Водилой, но подозреваю, что эти объяснения были бы даже для Шуры Плоткина невероятно сложными, а для меня — тем более. Я знал одно — с Водилой плохо…