На улице, где мы теперь находимся, можно наблюдать чуть не все отправления китайской жизни, начиная от утреннего туалета, совершаемого всенародно. Купля и продажа с рук идет как у нас на толкучке, только, кажись, еще оживленнее. Связки башмаков и плетеных сандалий, столбики из соломенных шляп, пучки вееров, все это продается в разнос, вместе с разным носильным платьем. Бродячие портные, башмачники, цирюльники, слесаря, точильщики и прочий подобный ремесленный люд работает тут же на улице, среди толпы, удовлетворяя уличному спросу, и нередко вы видите такую сцену, пока цирюльник приводит в надлежащий порядок какому-нибудь китайцу его косу, башмачник тут же починяет его обувь и рядом портной кладет заплату на снятую им кофту: сам же он, чтобы не мешкать, закусывает с лотка у разносчика какими-нибудь снедями и в то же время успевает любоваться на фокусы уличного жонглера или выслушивать предсказания гороскопщика о своей судьбе на сегодня. Множество всевозможных продавцов с лотками и бамбуковыми корзинами на коромыслах, выкликая на разные голоса, снуют в толпе в разные стороны. В особенности много продается тут всяких китайских сластей, бетеля тамарисковых орешков, яблоковидных груш, вроде ранет, бананов и грецких орехов. Тут же впервые увидели мы особого рода ручные колясочки на двух колесах, возимые людьми: один человек впрягается в оглобли вместо лошади, а другой подпихивает колясочку сзади при движении в гору или присоединяется к своему переднему товарищу, когда надо задерживать ход колес при спуске. В таких колясочках катаются преимущественно зажиточные китайцы и английские матросы. Еще заметили мы, что человек со спущенною косой является редким исключением в этом кипящем котле китайской жизни: все косы подобраны в шиньон или закручены вокруг головы диадемой, и это, как уверяют, служит между китайцами своеобразным выражением независимости: я, дескать, не слуга, а сам себе господин и уважать никого не желаю. Но мне кажется, что и помимо независимости, чернорабочему должно быть гораздо удобнее работать с подобранною, чем со спущенною косой. Исключение составляют одни только паланкинщики, у которых коса всегда спущена, так как носят они почти исключительно европейцев, и если бы который из них позволил себе посадить в паланкин англичанина, позабыв в ту же минуту спустить свою косу, то за такой знак явного невнимания и неуважения к просвещенному европейцу, был бы немедленно вытянут им по спине хлыстом или палкой. Еще замечание: черные шелковые скуфейки, в каких всегда можно видеть членов китайского посольства в Петербурге, здесь почти не носятся, за исключением разве немногих купцов и приказчиков (впрочем, быть может, это есть принадлежность более северного народа). Купцы большею частью носят серые поярковые шляпы и котелки европейского фасона, а прислуга ходит и вовсе без головных уборов, прикрывая темя от солнца разве только веером или каким-то широким листом вроде лопуха и, что замечательно, в то время как у европейцев последствием малейшей в этом отношении неосторожности зачастую является солнечный удар, привычные к своему солнцу китайцы могут ходить с непокрытой головой сколько им угодно, не испытывая от того никаких дурных последствий. Но портовые грузчики и паланкинщики, которым приходится подолгу и уж именно "в поте лица" работать на солнцепеке, носят все без исключения очень широкополые конические шляпы из бамбуковой или соломенной плетенки, доставляющей им более тени во время работы.