«Его похвальное слово — замечает Чехов — не мирилось в сознании с такими явлениями, как голод, повальная проституция ссыльных женщин[68] и жестокие телесные наказания. Но слушатели должны были верить ему; настоящее в сравнении с тем, что происходило пять лет назад (при другом начальнике острова ген. Гинце. М. Р.), представлялось чуть ли не началом золотого века».
На третий день, после молебна, к Чехову прибежал надзиратель и доложил, что генерал-губернатор желает видеть его (стр. 30):
«А. Н. Корф принял меня очень ласково и беседовал со мной около получаса. Узнав что у меня нет никаких поручений ни от официальных лиц, ни от научных организаций, барон сказал: — Я разрешаю вам бывать где и у кого угодно. Нам скрывать нечего. Вы осмотрите все, вам дадут свободный пропуск во все тюрьмы и поселения, вы будете пользоваться документами, необходимыми для вашей работы, — одним словом, вам двери будут открыты всюду. Не могу я вам разрешить только одного: какого бы то ни было общения с политическими, т. к. разрешить вам это я не имею никакого права».[69]
Как принял в 1897 году новый начальник острова генерал Мерказин Дорошевича, ясного ответа мы не нашли. Надо полагать, — вежливо. Почти в конце книги (стр. 487) Дорошевич, описывая свою «дружбу» с Пазульским — «вождем» и непререкаемым авторитетом среди закоренелых профессиональных преступников — говорит:
«Рекомендация Пазульского (верховодам других тюрем) сослужила больше службы, чем все распоряжения показать мне все, что я пожелаю видеть».
При Мерказине пошел уже четвертый год, как на Сахалине не было ни одной казни. «Я знаю, сказал генерал Дорошевичу, что отсутствие казней вызывает недовольство у многих». Эта фраза стала отправной точкой для описания Дорошевичем всех процессов казни в прошлом и поведения осужденных к ней злодеев. Он беседовал с пятью еще живыми сахалинскими палачами восьмидесятых годов, в том числе с известным Комелевым, на счету которого тринадцать повешенных.
За всю историю Сахалинской каторги до 1898 года повешено 20 каторжан, из них одиннадцать за то, что в 1885 году, как беглецы, напали на селение айнов, вымирающих туземцев, вытесненных с юга японцами, принялись истязать их, женщин изнасиловали и в заключение повесили детей на перекладинах (Чехов, стр. 292).
Теперь Комелев в отставке, переведен в богадельщики и живет на поселке. Прослышав, что ожидается наказание розгами, а палача при тюрьме пока нет, он пришел «подработать». Чтобы не проедаться, ожидая, когда позовут, нанялся к поселке… нянчить детей. И так-то заботливо держал на руках младенца, зайдя в избу, что Дорошевич отложил беседу с палачом о виселицах на другое время…