Девочка и олень (Пашнев) - страница 5
— Кто здесь изображен?
— Не знаю, — ответила Надя.
— Вот и я не знаю, — оказал Широков и заходил по кабинету еще более широкими шагами. Его белая накрахмаленная рубашка топорщилась, укрупняя и без того крутые плечи. Перламутровые запонки у запястий поблескивали при каждом повороте. Главный редактор часто наклонялся над тем или другим рисунком, и галстук, слегка ослабленный, чтобы не давил, мотался на груди из стороны в сторону, как маятник. Амплитуда галстука становилась все больше и больше, пока наконец Широков резко не остановился у телефона. Он решил позвать кого-нибудь на помощь.
— Мне Красина, — услышали все и на минуту подняли головы от папок. — Лев Ильич, хорошо, что я тебя застал. Приезжай немедленно в редакцию. Есть у меня тут занятные рисунки… Одной девочки… Нет, лучше сейчас… Ждем.
А Надя тем временем разглядывала барельеф. На обломке сохранились руки старика, скорбно склоненная голова и часть торса. И Наде захотелось ответить рисунком на вопрос Широкова. Она отодвинула конфеты и ручкой, которую нашла тут же, на журнальном столике, быстро набросала на чистой стороне редакционного бланка фигуру старика, сидящего в кресле и облаченного в античные одежды, и поставила перед ним на колени провинившегося эллинского мальчика. Между мальчиком и стариком лежала разбитая коринфская ваза, и оба, каждый по-своему, переживали случившееся.
Начав фантазировать, Надя уже никого и ничего не замечала. Ей легко давалась античная тема. К двенадцати годам она свободно ориентировалась в мифах Древней Греции, во всех родственных связях древнегреческих богов и героев. Она знала, например, так же твердо, как мы знаем, кто кому в нашей семье приходится бабушкой, что нимфа Окирроэ является дочерью Хирона и матерью красавицы Меланиппы. Она без труда представляла обстановку, в которой они жили, разбиралась во всех тонкостях одежды. Известна ей была по многим книгам и жизнь простых людей Греции. В мальчике, разбившем вазу, и в больном мальчике она изобразила Архила, «маленького гончара из Афин», из исторической повести Александра Усова. Старик тоже был из повести, и звали его Алкиной.
Обломок, подаренный Манолисом Глезосом, в соединении с впечатлениями от прочитанных книг, помог Наде восстановить всю обстановку. На стене висел барельеф, на котором сохранилось совсем мало подробностей, а на журнальном столике лежали два тонких рисунка, воспроизводящих с прекрасным ощущением стиля и то, что отсутствовало на обломке.
Широков минуту или две держал эти рисунки. Он сравнивал их с обломком на стене, и сравнение это доставляло ему удовольствие. В полной тишине, наступившей в кабинете, он передал рисунки, чтобы другие посмотрели и помолчали. А сам, опустив голову, двинулся в противоположный конец кабинета. У стола он неожиданно выпрямился и, опустив решительно руку, стукнул кулаком по столу.