Ужасные истории рассказывали многие старые кондукторы и даже некоторые молодые, и хотя Бад не имел оснований им не верить, с ним самим никаких неприятностей не случалось. Конечно, ему случалось конфликтовать с пассажирами, но этого следовало ожидать. Кондуктор был у всех на виду, так что естественно он был в ответе за все, что шло не так. Если не считать неприязненных взглядов и оскорблений, ему не доводилось пережить ничего, о чем любили поговорить старожилы: на него никто не плевал, никто его не бил, не грабил, не пырял ножом, на него не блевали пьяные, не нападали толпой школьники, никто из стоявших на платформе не бил его по лицу, когда он высовывался из окна в момент оправления поезда.
А ведь существовал миллион ужасных историй о кондукторе, которому ткнули пальцем в глаз, так он его лишился; о другом кондукторе, которому кулаком сломали нос; и ещё об одном, которого схватили за волосы и чуть было не вытащили из окна...
— 51-я улица, остановка "51-я улица".
Бад произнес эти слова в микрофон чистым веселым голосом, и ему доставило удовольствие, что его слышат одновременно во всех десяти вагонах. Когда поезд въехал на станцию, он вставил свой коньковый ключ (на самом деле он назывался барабанным, но все называли его коньковым) в гнездо на нижней части пульта управления и повернул его направо. Потом вставил дверной ключ и, едва поезд остановился, нажал на кнопки, чтобы открыть двери.
Затем он высунулся из окна, чтобы убедиться, что все пассажиры вышли и вошли, а после того закрыл двери, сначала задние, потом — передние. Потом взглянул на панель управления, индикаторы на которой показывали, что все двери закрыты и заперты.
Поезд тронулся, и он снова высунулся из окна, чтобы посмотреть, как это предписывалось правилами, не зацепило ли кого. Большинство кондукторов со стажем этого не делали из болезненного страха, что в этот момент на них могут напасть.
— Гранд Централь — следующая остановка. Следующая остановка — Гранд Централь.
Бад вышел из кабины, остановился возле аварийного выхода, скрестил руки на груди, и внимательно оглядел пассажиров. Это был его любимый способ скоротать время. Он играл в своеобразную игру, пытаясь представить по внешности, какой образ жизни они ведут; какой работой занимаются, сколько зарабатывают, где и как живут, и даже куда направляются. Это было нетрудно, когда речь шла о мальчишках-посыльных, женщинах, похожих на домашних хозяек, прислугу или секретарш, или стариках-пенсионерах. Но с другими, особенно состоятельной публикой, возникали проблемы. Ведь прилично одетый мужчина мог оказаться и учителем, и адвокатом, коммерсантом или банковским служащим.