Теперь пассажиры вели себя как ангелы и практически не двигались. Лонгмену со Стивером оставалось только стоять и ждать. Ему больше бы понравилось, начни пассажиры что-то затевать. Не то, чтобы у них был какой-то шанс. Из них сделали бы отбивную, прежде чем они успели бы оторвать задницы от сидений на шесть дюймов. Стивер был для таких штучек просто создан. Лонгмен мог их перебить, а мог и не тронуть. Лонгмен считался мозговым центром операции, но он был занудой, и кроме того цветным. Стиверу храбрости было не занимать, но место мозгов у него занимало дерьмо.
Уэлкам покосился на девицу в сапогах и смешной шляпке. Совсем неплохо... Скрестив ноги, она чуть покачивала носком белого сапога. Джо скользнул взглядом по выставленному напоказ бедру, круглому и гладкому, обтянутому тонким чулком, не скрывавшим достоинств роскошного тела. А, может быть, она даже не подозревает об этом? Он позволил мысленно скользнуть вверх по линиям скрещенных ног прямо до самого главного миленького черного пушка у просвета приоткрытых губок. Хорошо бы до того, как все кончится, позабавиться с этой симпатичной сучкой! Джо, о чем ты думаешь, ты просто ненормальный!
Ненормальный? Он такое слышал много раз, так что вполне возможно, что это правда. Ну и что плохого в том, что он — ненормальный? Он жил так, как хотел, и получал от этого удовольствие. Ненормальный? Очень хорошо. Кто ещё мог бы подумать о баловстве с девчонкой во время налета с кушем в миллион долларов? Час спустя все они могут оказаться на том свете. Так о чем же думать парню перед смертью, как не о возможности перепихнуться — главной радости на свете?
Он снова глянул в сторону туннеля. Ничего. Несколько зеленых фонарей, несколько синих... скукотища. Чего Райдер так долго возится? Он сам всегда предпочитал управиться в два счета: сам начал, сам и кончил, ничего не ждешь и никаких осложнений.
Райдер... Он не испытывал особого восторга насчет Райдера, но две вещи следовало признать: тот был прекрасным организатором и — вне всяких сомнений — храбрости ему было не занимать. Но слишком уж он был хладнокровен. В Организации, где тоже речь шла о дисциплине, где никто не вспоминал такое старомодное понятие, как rispetto, уважение, по крайней мере, не были такими хладнокровными. Там все были грязными итальяшками, и всегда можно было знать, что у этих макаронников на уме. Когда итальяшка разъярен, он этого не скрывал. И не нужно было заглядывать в словарь, чтобы понять смысл сочных сицилийских ругательств. А Райдер никогда даже голоса не повышал.