На этот счет мнения разошлись. По Евдокушину выходило, что никакой дистанции вообще не было.
— Как же ты прошмыгнул? Верхом, что ли?
Евдокушин смутился. Командир попробовал приободрить паренька:
— Не тушуйся, радист, ты молодец пока.
Он снова глянул на часы и добавил:
— Донесение в штаб тебе передавать. И чем скорее, тем лучше. А насчет дистанции я так скажу: немец — человек аккуратный, все по наставлениям у него, которые нам известны с первого до последнего. Арифметику мы тоже знаем, все четыре действия. Что получается? — командир неожиданно перешел на шепот, словно кто-то мог подслушать его в этот миг.
Евдокушин не расслышал и смутился еще больше. Мимо внимания командира не прошло и это:
— Что с тобой? Может, с непривычки? И чего-то красный ты? Как чувствуешь?
Слободкин глянул на Евдокушина. Щеки его в самом деле пылали.
— Нормально, — тихо не то сказал, не то простонал Евдокушин.
Это была неправда. Сергей и на ходу разглядел, что белки глаз Евдокушина налились кровью и дышит он тяжело, прерывисто, шагает с трудом, сильно припадая на одну ногу. Сказать об этом командиру? Или нет? Решил повременить, но вот командир и сам заметил неладное. Велел остановиться, подошел к Николаю, потрогал вспотевший лоб парня, поставил диагноз:
— Простыл! Ясное дело, в самом стылом болоте побывал. Мы его, когда можно, стороной обходим, вас же в самую середку угораздило.
Слободкин хотел сказать, что если б не болото, они бы разбились вдребезги. Не сказал, передумал. К чему? Он прыгал и с малых и с предельно малых высот, но с такой малой, как в этот раз, впервые. Ведь на бреющем шли, едва не сшибая ветви деревьев. Чтобы уйти от неприятной мысли, спросил:
— Стылое, говоришь? Точное название.
— Мы сами его так окрестили, когда, отходя на заранее подготовленные позиции, прошлой зимой по уши вкрячились. Выручило кое-кого, кое-кого на тот свет отправило. Родники!
Последних слов командиру лучше было, пожалуй, не говорить — услышав такое, Евдокушин уже не мог скрыть охватившего его озноба, хотя и пытался.
— Что же делать с тобой? — вздохнул командир. — Еще хоть немного пройти можешь?
— Могу, — выдавил из себя Евдокушин. — А много еще осталось?
Этим вопросом он выдал себя окончательно. Не было у него больше сил, ясное дело. Да и откуда им взяться? Первый в жизни прыжок, да еще ночью, в болото с ледяной водой, а потом еще танки. И все одним разом, без передышки. Не много ли? Многовато, тем более для человека незакаленного. Слободкин, и тот чувствовал себя не в своей тарелке. Да и Плужников, кажется. Приумолк что-то, приуныл.