Он встал по одну сторону дверей, Муслим – по другую. Оба передернули затворы пистолетов и затаились.
Мария лежала посередине комнаты. Напротив нее живой еще (Лидинилла отпустил ему десять, даже двадцать минут мучительных минут) Адам. Он по-прежнему стоял на коленях и громко рыгал, пуская слюну на собственные кишки; рядом с ним лежал окровавленный нож. Это хорошая приманка, щурился Лидинилла, чувствуя напряжение за спиной, в анфиладе, в которой повисла гнетущая тишина.
* * *
Говоров вплотную приблизился к дверям в гостиную. «Афганская зачистка» принесла свои плоды. Пусть двое или трое боевиков сумели выбраться через окна наружу, но это такая малость...
Вот оно, любимое место Муслима, где тот засиживался за кальяном. Здесь же Сергей впервые встретился с Марией. А вот и она.
Говоров не медлил ни секунды. То, что он увидел в дверной щели, подтолкнуло его внутрь. Он ударил плечом так, чтобы обе двери раскрылись и не помешали ему прицелиться и выстрелить в человека, склонившегося над Марией. Он спустил курок. Одна, две очереди – и человек, дернув головой, повалился на бок.
Сергей кинулся к Марии, но словно напоролся на стену. Он узнал Адама, походившего на выпотрошенную рыбу.
А дальше...
Ему показалось, он смотрит в зеркало: двери с улицы открылись, и в проходе показался вооруженный человек.
Ствол автомата Француза смотрел точно в голову Сергея. Прошло две, три секунды, а ему показалось – вечность.
Француз выбрал свободный ход спускового крючка и дожал его, крикнув:
– Пригнись-ка, Сантос!
Он не пригнулся. Он прыгнул вперед, защищая собой Марию от выстрела сзади.
Парша присоединился к Французу, и вдвоем они изрешетили Муслима и Лидиниллу.
Прошла минута, другая. А может, прошел час. Время для Сергея остановилось. Он согревал своим дыханием Марию, щеки которой были холодны, как лед. Он попытался было поднять ее на руки, но ее разбитые губы прошептали: «Не надо, я сама». Сергей проглотил ком, подступивший к горлу. По внушению свыше он подошел к Лидинилле, склонился над ним – и вдруг различил его дыхание. Секунда, и Мясник открыл глаза. Только они и жили на его бескровном лице.
– Надеюсь, ты слышишь меня, – сказал по-русски Сергей, – и понимаешь. Надеюсь, что французская пуля и русский язык загонят тебя в самое пекло.
Он не сдержался и, взведя курок пистолета, выстрелил Мяснику в сердце.