— Прошлой ночью. Я ему показал, куда вагон упал.
— Где он сейчас?
— Искать банду есаула ушел, — ответил Ванюкин и добавил: — Кажется. Я сам давно хотел прийти и чистосердечно...
— Хватит пока, — перебил его Сарычев. — Пусть уведут!
— Глухов! — крикнул Кунгуров.
В комнате появился красноармеец. Кунгуров жестом показал ему, что Ванюкина нужно увести.
Как искать золото, Шилов и сам толком не знал. Он бродил по лагерю банды, останавливался то у одного, то у другого шалаша, слушал бессвязные обрывки разговоров.
— Говорят, соловейковские ребята с повинной в чека пришли.
— Ну?
— Вот и ну! Всех помиловали, окромя атамана.
— Они тебя помилуют, так помилуют — устанешь кувыркаться.
Шилов остановился у телег, стоявших на поляне; растопыренные оглобли торчали в разные стороны. Время от времени он оглядывался по сторонам и не замечал, что за ним наблюдает казачок Гринька.
Егор перешел ко второй телеге, оглядел. Где-то совсем рядом рубили дрова, коротко перезванивались топоры. Шилов остановился посреди поляны, сдвинул фуражку на затылок, покусывая травинку.
Рано утром Сарычев выступал на митинге. Во дворе казармы неровными шеренгами стояли спешившиеся красноармейцы и держали под уздцы лошадей. Островерхие буденовки, скатки шинелей, винтовки за спинами.
Сарычев стоял на тачанке и размахивал крепко сжатым кулаком. Его сутулая, худая фигура в потертом пиджаке, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, выглядела чужой и нелепой среди густой зелени гимнастерок и шинелей.
— Ба-а-нды недобитой белой сволочи еще терзают нашу советскую Сибирь! Но даже это отребье теперь понимает, что возврата к старому не будет и быть не может! У Советской власти есть верный и грозный защитник — славная Красная Армия! Эта слава родилась в битвах с контрреволюционной гидрой под Петроградом и Царицыном, под Перекопом и Волочаевском! Она пронеслась по необъятной нашей Родине от Варшавы до Владивостока! Берегите эту славу, дорогие товарищи красноармейцы! Множьте ее! Да здравствует наша пролетарская революция! Да здравствует свобода и братство трудового народа по всей земле!
Сарычев выпрыгнул из тачанки. Стоявший рядом Забелин поднял руку, протяжно скомандовал:
— По коня-а-а-м!..
Красноармейцы стали взбираться на лошадей. Никодимов, тоже в гимнастерке, с маузером на боку, подвел свою лошадь к какому-то пареньку.
— Подержи ее, сынок, — ласково попросил он. — А то мне уж годов-то много. Падать-то тяжело... Да и чего-то в поясницу вступило. — Паренек взял под уздцы лошадь Никодимова, тот вставил ногу в стремя и с трудом, охая, взобрался в седло.