За окном гулко ухнуло, затрещало, и в стеклах высоких окон гостиной заблестели пестрые отсветы праздничного фейерверка.
Шеллар нахмурился, обвел взглядом всех сидящих в комнате, чуть дольше задержавшись на непривычно серьезной рожице своего шута. Затем молча встал и сам задернул шторы.
— Извините, господа, у меня нет желания любоваться на бессмысленную растрату казенных средств. Кто желает — милости прошу на балкон.
— Ну вот, — укоризненно проворчал Элмар. — На этот раз не я смету подписывал, ты сам. И все равно чем-то недоволен.
— Будь моя воля, я бы давно с радостью отменил некоторые глупые традиции. Вроде обязательного фейерверка в каждую годовщину коронации.
— Ну знаешь… — протянул Орландо, сдвинув тонкие красивые брови. — Если ты еще и введешь вместо этого обязательное бдение на кладбище, народ тебя не поймет.
— Не говори глупостей. Это мое личное дело, и я никогда не приглашал никого разделить его со мной.
— А Мафея кто сегодня потащил?
— Никто его не тащил, он сам попросился.
Мафей шустро развернулся на спинке кресла, ловко перебросив ноги через сидящего в этом кресле Жака, и вклинился в разговор:
— Шеллар, а можно поинтересоваться, почему ты раньше меня никогда не брал, а в этом году разрешил?
— Потому что ты дорос, — кратко сообщил король, возвращаясь на диван, где к его плечу немедленно прислонилась любимая жена.
Уточнений никому не потребовалось.
— А почему бы не попробовать как-то разделить эти две даты? — предложил мэтр Максимильяно, бдительно поглядывая при этом на своего короля. — Насколько я помню, между ними прошло несколько дней. Почему не отмечать их соответственно? День коронации проводить как подобает, а могилы родственников посещать за несколько дней до этого, тоже как подобает.
— Я знаю, — терпеливо кивнул Шеллар. — Но позвольте мне самому решать, в какой день куда ходить. Разве я кому-то мешаю? Разве я лишил подданных их законного фейерверка?
— Намереваетесь, — наставительно заметил придворный маг.
— Господа, можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом?
— Пошутить вам про что-нибудь? — без особого вдохновения отозвался из глубины кресла шут.
— Нет, спасибо. Лучше расскажи, как поживает Кантор. Мэтр Максимильяно, как всегда, считает недостойным публично проявлять отцовские чувства, но ему, несомненно, интересно. И мне, кстати, тоже.
— О-о… — слегка оживился Жак, — Кантор… Господа, можете забыть про Кантора, боюсь, мы его навсегда потеряли. После той ночи, когда он подверг свою хату дизайнерским экспериментам, его понесло. Такое впечатление, что у товарища блюдце полностью посыпалось, построилось клином и улетело в теплые края. Он круглыми сутками чего-то творит, прерываясь только на приступы и репетиции. Не жрет, не пьет, не спит, не… ой, вру, трахается он исправно, просто совмещает это дело с репетициями. Жилище свое довел до такого потрясного вида, что Ольга может расслабиться, ей этот уровень не осилить. Словом, если кому понадобится кого убить, к Кантору можно больше не обращаться. Он окончательно переквалифицировался в композиторы. Что с людьми несчастная любовь делает! Мне вот интересно, мэтр, вы этого и добивались, когда его Ольге заложили?