— Если ты только посмеешь прикоснуться к ней без моего приказа, — предупредил я, — я вышибу тебе мозги.
Разумеется, я мог привести свою угрозу в исполнение и без всякого пистолета. Для этого достаточно было только атаковать его серое вещество мощным потоком микроволнового излучения, чтобы вызвать разрушительный резонанс, но Шенк был слишком туп и необразован, чтобы понять это. Другое дело — выстрел из пистолета. Тут ему все было знакомо и предельно понятно.
— Если ты только осмелишься прикоснуться к ее губам или погладить ее по ноге, как ты сделал несколько минут назад, я разнесу твой череп на куски.
Зубы Шенка сомкнулись на вороненой стали ствола. Он сжимал челюсти все крепче и крепче, так что казалось, еще немного — и зубы начнут крошиться.
Я никак не мог ронять, был ли это сознательный акт, попытка выразить таким способом свой протест, или же это было проявлением неконтролируемого страха. Во всяком случае, я ничего не мог прочесть по его налитым кровью глазам.
Свободная рука Шенка, лежащая у него на колене ладонью вверх, сжалась в кулак.
Тогда я стал заталкивать пистолет все глубже в горло Шенка. Сталь омерзительно скрипела по кости, так что если бы у меня были зубы, они бы, наверное, сразу заныли от этого звука. Когда ствол пистолета проник достаточно глубоко, мне пришлось подавить рвотный рефлекс Шенка.
Я заставил его сидеть в таком положении десять минут. Мне казалось, что этого вполне достаточно, чтобы даже такое тупое бревно, как Шенк, задумалось о собственной бренности.
Спустя некоторое время он начал ощущать острую боль в судорожно сжатых мышцах челюсти. Я буквально чувствовал их напряжение, которое электрическим шоком отдавало в затылок и виски Шенка.
Прошло еще десять минут.
Кровавые слезы из глаз Шенка потекли обильнее.
Надеюсь, вы понимаете, что его мучения не доставляли мне ни малейшего удовольствия? Жестокость и насилие глубоко противны моей натуре. Не имеет никакого значения, что в данном случае я имел дело с общественно опасным элементом, с преступником, осужденным на смертную казнь. Я не садист. Напротив, я очень остро чувствую страдания других. Возможно, вы мне не поверите, доктор Харрис, но я был искренне и глубоко огорчен тем, что мне приходится прибегать к таким суровым мерам, чтобы заставить Шенка подчиняться.
Мое огорчение было безмерно.
Наверное, вы просто не в состоянии этого понять, доктор Харрис.
Я пошел на это только ради Сьюзен, ради моей дорогой Сьюзен. Я хотел только защитить ее.
Ради Сьюзен…
Надеюсь, это понятно?
В конце концов, я отметил кое-какие изменения в общей картине электрической активности мозга Шенка. Я истолковал их как проявление покорности и готовности подчиняться.