Самый обыкновенный маленький, затерянный на забайкальских просторах и забытый богом городок, как и вся страна, тянулся к новой пока ещё никому не ведомой жизни. Рядом Китай, Монголия и контрабандистские тропы. Заимки в лесу и скрывающиеся, разрозненные, но всё ещё сильные банды. Только время не остановить и мужчины потихоньку возвращались домой. Кто гордо — воевал за красных, кто тихо, украдкой, это из банд и отрядов всевозможных доморощенных правителей и местных атаманов. Как бы там ни было, но в городе помноголюднило. Сразу бросалось в глаза, что женские платочки стали разбавляться затейливо заломленными головными уборами мужчин.
Бармин, подумав и понаблюдав за торговлей соседей, вновь снял замки со ставень и открыл лавку. Долгое время, притворяясь немощным ломал голову как поступить. Открыть лавку и торговать или бросить всё и уехать, как другие в Монголию? Но у него нет таких грехов перед новой властью от которых надо сломя голову бежать — он всего лишь купец средней руки не ввязывающийся никогда в политику. А середняков по всем новым документам велено не трогать. Опять же от банд он держался подальше. Безумцы. Кашу заварят, людей положат и поминай как звали, а ты расхлёбывай. Ничего уже не изменить. Правда он был бы не против, если б оно всё возвернулось на круги своя. Но что уж кусать локти, если прошляпили. Надо как-то приспосабливаться и жить. Только как? Хотя для кого-то, кто много накрутил, побег самый лучший выход. Но не для него. Одни могут жить на чужбине он нет. Родился на этой земле здесь в неё и уйдёт. Почему он должен в конце-то концов бежать к басурманам. Но как уцелеть? Вся надежда на время. Только оно может всё разъяснить. Вот и притворялся хворым, не мощным. Удачно отбиваясь раз за разом от тех и других — ждал. Оценивал. Присматривался. И дождался. Новая власть торговать разрешила. Шибко не зажимала. Случись чуду — Бармин и выздоровел. Убирая замки гремел запорами открывая лавку. Товар не бог весть какой — книги, тетради, всякая канцелярская мелочь и прочая ерунда, но на прокорм хватало. Семья не маленькая, всех накормить, обуть, одеть надо, выучить. В смутные времена всё это, конечно, никому не нужно было, ни до книг, учения и тем более красоты. Но, а сейчас, когда жизнь налаживается, и дети пошли в школы и гимназии, почему бы и нет. Театр и тот работает, чередуя в нём спектакли с лекциями. Новая власть даже краеведческому музею, основанному народниками, распахнула двери. Подросшая молодёжь валом валит. Как будто мёдом им там везде намазано. Опять же рестораны и буфеты работают. Портные шьют. Пролетарии тоже хотят есть и одеваться. До коммунизма, пока как до солнца. Бармин, поминутно оглядываясь, вздыхал, как будто его неволили. Открывая ставни, здоровался с таращившими на него глаза прохожими, кланялся соседям и торопил жену, и дочерей наводящих порядок в лавке. — "Поворачивайтесь, едрёна корень, мы и так припозднились. Солнце вон носы щекочет". Как будто он не сидел несколько лет сиднем, как будто ему не только вот бегом, сейчас приспичило…