Дым, однако, поднимался из группы обломков скал, где встречающие могли наблюдать за лодкой, сами оставаясь невидимыми. Они далеко углубились, прежде чем он увидел первый признак того, что искал, — длинную узкую лодку открытого типа, нос которой высоко поднимался над водой, а на корме сидел человек с рулевым веслом. Посредине короткая мачта, на ней изорванный парус, который держал за веревку оборванный мальчик.
Все это он разглядел издали, но постепенно они сблизились. У прирученных токов не было никаких лодок. Взгляд, брошенный на этих двоих, показал Ломару, что они не прирученные токи. У мальчика лицо взрослого человека, а мужчина выглядит как старик, хотя черные волосы и прямая спина свидетельствуют, что он еще не стар. У них старая, но совсем не такая неряшливая, как у прирученных токов, одежда.
Когда суда настолько сблизились, что Ран смог рассмотреть это все невооруженным взглядом, он помахал рукой и крикнул приветствие. Мальчик и мужчина смотрели, как он делает это. Но двигались у них только глаза.
— Мы друзья, — сказал квартирмейстер.
— Флот Южного Токленда, как я думаю, — раздраженно заметил Ломар.
Эта длинная лодка предназначена для какой-то определенной цели, скорее сего для перевозки грузов вдоль берега… Но когда маленький станционный катер плыл мимо берега, им встретилось много длинных лодок, и все они были рыболовными. Рыбаки не были, однако, настроены по-дружески. И от мыса к мысу, пока они не пришли к крохотному порту, вздымались дымы сигнальных костров перед ними.
Ветер продувал насквозь — время было холодное, и Ран отправился в трюм подумать, выпить и еще раз проверить свой скромный багаж.
Гавань хороша для плотов, катамаранов и челноков — несколько таких суденышек стояли тут, — но квартирмейстер не решился причалить катер.
— За вами могут выслать лодку, — сказал он.
— А если не вышлют?
Квартирмейстер пожал плечами.
— Вы умеете плавать? — спросил он.
В конце концов лодка все же пришла, на корме сидел человек, который мог бы оказаться родным братом того, кого они встретили в первой лодке, длинные черные волосы, впалые, морщинистые и загорелые щеки, суровое и неподвижное лицо. Но глаза Ломара остановились не на нем, а на другом человеке на борту. Это мог быть только «сквомен», о котором говорил Тан Карло Харб. Он светловолосый, прямой и, хотя лицо у него серьезное, в нем нет постоянной угрюмой суровости его соседа. На нем поношенный мундир гильдсмена без знаков различия, побелевший на швах от многочисленных стирок.
— Привет, гильдсмены! — окликнул он и, не дождавшись ответа, взобрался на борт катера.