— Копаный, — сказал Федя. — Миноискатель задребезжал этак в полукилометре от окраины Бекетовки, на пашне… Я так полагаю, шёл когда-то пьянющий староста за деревней, да и потерял цацку…
— Вероятнее всего, — кивнул Смолин. — И что?
— Мы — люди простые, — прищурился Федя. — Сотка баксов. Всё равно за сто пятьдесят ты её влёт толкнёшь…
— А не чересчур?
— С цепочкой, с планкой… Или есть вторая?
— Ну ладно, — сказал Смолин. — Ещё есть?
Всё остальное, появившееся на столе, знаку значительно уступало — парочка потемневших медалей к трёхсотлетию дома Романовых, которые в тринадцатом году клепали чуть ли не в каждой столярной мастерской, несколько многотиражных серебряных полтинников и медяков, массивная стеклянная чернильница без крышечки, годов сороковых, бронзовая печать уездного исполкома (простая, как две копейки, но с массивной вычурной ручкой, явно отломанной в двадцатых товарищами комиссарами от какой-то более дорогой и качественной печати), два штыка от трёхлинейки, почти нетронутых коррозией, ворох дореволюционных бумаг (приписное свидетельство ратника второго разряда, похвальный лист реального училища и тому подобный ширпотреб). Стоило всё это не особенно дорого, но своего знатока и покупателя способно было обрести в самом скором времени.
— Всё?
— Держитесь за кресла, граждане… — сказал Федя, с широченной ухмылкой запуская руку в сумку. — Ап — и тигры у ног моих сели!
Смолин интереса скрывать не стал, незамедлительно протяну руку, процедил сквозь зубы:
— Это, конечно, вещь…
На стол тяжело брякнулся чёрный маузер, на вид казавшийся безукоризненным. Смолин, так и не прикасаясь пока что, медленно прочитал вслух ясно различимую надпись, выбитую над рукояткой, меж двух прямоугольных углублений, побольше и поменьше:
— Ваффенфабрик Маузер, Оберндорф, А. Некар… Чистил?
— Самую чуточку, как видишь. Механизм малёха почистил, смазал… Испробуй.
Смолин оттянул на «ушки» длинный прямоугольный затвор, блестевший свежей смазкой, потыкал мизинцем в открывшийся патронник (пружина исправно сжималась), большим пальцем отвёл курок, и затвор, скрежетнув, ушёл на место. Нажал на спусковой крючок, поиграл с прицелом, с предохранителем. Правая сторона пистолета сохранилась безукоризненно, а вот левая подкачала, была довольно-таки изъедена мелкими язвочками от ржавчины.
— А вот это, пожалуй, уже не копанка, — сказал он задумчиво. — «Чердачник»?
— Вот именно, — кивнул Федя. — Натуральный «чердачник». Лежал себе за стропилом, пока избу разбирать не начали. Хорошо, я там вовремя оказался… Это ведь «Боло», а?