Александр Бушков
АНТИКВАР
Миллионы людей отроду не видели живого, настоящего шпиона. Точно так же они никогда не встретятся с живым антикваром. А общее между шпионом и антикваром то, что оба стремятся к максимальной конспирации, старательно притворяясь, что их не существует вовсе… Специфический мирок торговли антиквариатом не стремится к публичности и славе, вовсе даже наоборот.
Представьте себе человека, чуть за пятьдесят, отсидевшего два срока; имеющего наколку на предплечье в виде медведя, сидящего на льдине. Один на льдине. Человек, который сам по себе на сто процентов: ни за тех, ни за этих… Человек этот фехтует французской дуэльной шпагой, может дать отпор банде отморозков и очень нравится девушкам. Знакомьтесь — Василий Яковлевич Смолин — антиквар.
И случилась со Смолиным классическая коллизия из старого приключенческого романа, с таинственным напутствием на смертном одре, зарытым в глуши кладом и прочим бредом…
Хотя очень скоро клад приобрел вполне определённые черты броневика, набитого золотом…
Дэви Уилсон, — начал он своё повествование, — был настоящим королём следопытов, рыщущих по всяким закоулкам, погребам и лавкам в поисках редких книг. У него было чутьё ищейки и хватка бульдога.
Вальтер Скотт. «Антикварий»
Действующие лица романа вымышлены, всякое совпадение с реальными событиями объясняется случайностью.
Часть первая
ПЕЩЕРА АЛИ-БАБЫ
Глава 1
ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ХЛОПОТЫ
Если вежливость — главное оружие вора, как утверждалось без особых на то оснований в одной классической кинокомедии, то главное оружие антиквара — терпение. И это уже утверждается с полными на то основаниями. Терпение, как у сапёра, отличие только в том, что сапёр гораздо чаще ходит под смертью — хотя и весёлом антикварном бизнесе случается порой всякое…
А потому Смолин, временами приличия ради прихлёбывая бледненький чай из пакетика, с величайшим терпением слушал очередное эпическое повествование старушки — со множеством совершенно ему ненужных мелких подробностей и третьестепенных деталек. На сей раз речь шла о том, как Фидель Кастро, в те былинные времена совсем молодой, прямо-таки рысцой бегал по мастерской тоже молодого в те поры Феди Бедрыгина, с латиноамериканским темпераментом выпаливая комплименты, которые едва успевал переводить толмач с комсомольским значком, как юный вождь юной, с иголочки, революции восторгался и даже руками всплёскивал перед свеженьким полотном Бедрыгина, изображавшим полдюжины барбудос с самим собой, моментально узнаваемым, во главе. Как схватил кисточку и, в самый последний момент всё же испросив разрешения творца, бережно обмакнул её в красную краску и вывел короткую надпись в правом нижнем углу, на свободном месте. Толмач — комсомолист, напряжённо приглядевшись, сообщил полушёпотом, что команданте Фидель письменно выразил восхищение невероятным сходством, завершив традиционным «Родина или смерть!». После чего Федя Бедрыгин ему эпическое полотно тут же подарил, совершенно безвозмездно разумеется — ни одному комсомольцу шестидесятых и в голову не пришло бы заикаться о презренном металле, не те были люди, не то воспитание, не то время, не та страна… Тогда команданте Фидель, долго тиская художника в объятиях, чуть растерянно похлопал себя по карманам в раздумье, чем бы отдариться — но о деньгах он тоже не думал, конечно, а регалий у юной республики пока что не имелось, и Фидель, недолго думая, сорвал с себя берет с красной звёздочкой и нахлобучил на голову задохнувшегося от восхищения Феди. Уж как потом на этот исторический берет ни покушались идеологически выдержанные товарищи из музея, Федя его не отдал. Вот он, берет, самую чуточку выцветший, висит себе на почётном гвоздике в углу…
