— Она звонила. Какое-то срочное дело.
— Разумеется, — фыркнула мама. — Твоя сестра совершенно бесчувственная. Оттого и замуж никто не берет.
В комнату заглянул папа и с робостью произнес:
— Августа, здесь столько корреспонденции скопилось, не хочешь взглянуть?
— Не хочу. Какое сегодня число? — в свою очередь спросила мама, а получив ответ, сказала, морща лоб: — Завтра Гришин устраивает прием. Я обещала быть.
— Ничего страшного. Ему известно, что ты сломала ногу, так что…
— Придется тебе идти, — перебила мама. — Он мне с этим приемом два месяца надоедал. И для него очень важно…
— Августа, ты забыла, я завтра должен быть в Москве.
— Черт, — выругалась мама и нахмурилась еще больше. — Как неловко получается. Начнут болтать, что мы пренебрегаем… а Гришин мужик безотказный, обижать его нельзя.
Папа развел руками.
— Меня ждут в Генпрокуратуре, а ты не можешь отправиться на прием в инвалидной коляске.
Что мама может, а что нет — еще вопрос. Наверное, та же мысль посетила папу, он у меня, кстати, прокурор области, а мама занимает крутой пост в администрации. О Гришине я до той поры ничего не слышала, и вопрос, как он переживет отсутствие на приеме моих дражайших родителей, меня вовсе не волновал.
— Кто-то из нас должен быть, — не унималась мама. — Если я прискачу на прием на одной ноге, все решат, что это слишком, и бог знает что навыдумывают. Ефимия, найди свою сестру, Агате полезно пообщаться с людьми, может, приглядит кого-то… — Последнее замечание вызвало сомнение, однако я поспешно кивнула, радуясь, что отдуваться придется Агатке, а не мне. Мама вряд ли считала, что я достойна представлять семью на приеме, и спорить с ней я отнюдь не собиралась.
— Вот и отлично, — сказал папа, и оба уставились на меня.
— Тогда я поеду к Агатке, — с облегчением вздохнув, сообщила я, приподнимаясь.
— Не забудь пригласительный, он на тумбочке в прихожей, лежит под вазой.
Я кивнула и поспешила смыться.
Оказавшись на улице, я добрела до ближайшего сквера и устроилась на скамейке. Глазела на редких прохожих, потом достала мобильный и позвонила сестре. Ее телефон был отключен. Я вытянула ноги, откинувшись на спинку скамьи, и еще некоторое время сидела, пялясь в пустоту. Мой оптимизм трещал по швам, жизнь складывалась так хреново, что я с сожалением думала, отчего я не медведь. Самое время залечь в тихом месте и проспать до весны, впрочем, вряд ли весной что-то изменится. В тот момент меня бы вполне устроил куда более длительный сон, вечный. Такие мысли до добра не доводят, это я знала доподлинно, вот и посоветовала себе отправиться к сестре.