— Вот так же, бывало, в деревне, запряжёшь гнедого и едешь в районный центр к секретарю райкома, — начал рассказывать Мельников, работающий до войны председателем колхоза на Смоленщине. — Всё попалили фашисты, — сокрушённо сказал он, опустив голову.
— Не горюй, Ваня. Вернёшься, а у тебя там такая хата отстроена будет, лучше прежней, — сочувственно произнёс Шубный.
— Гм, хату! Не о том речь, — ответил Мельников, повернувшись к нему, и начал рассказывать о былом богатстве колхоза. Он перечислял цифры с хозяйственной аккуратностью, как по бухгалтерской книге.
Матросы не впервые слушали его рассказ о колхозе и МТС, знали по фамилии лучших бригадиров, трактористов, комбайнёров, даже запомнили некоторые цифры. Они уже не удивлялись исключительной памяти Мельникова. Понимали, что он постоянно думает о любимом колхозе.
Умолк Мельников, когда сани остановились иод скалой в бухте Тихой. Пулемётчикам уже приходилось бывать здесь. Около залива на двух небольших высотах сохранились временные огневые позиции. Ломов осмотрел их, проверил сектор обстрела, взглянул на пустой пирс по ту сторону залива и приказал установить пулемёты. В огневые позиции перенесли боезапас, соединили их телефонной связью, начали готовить укрытия для отдыха.
До вечера время прошло спокойно. Только раз батареи били по самолёту-разведчику. Но он летел на большой высоте, оставляя за собой, как паук, белую нить.
Ночь показалась очень длинной. Вахтенные в двух огневых позициях, накрытых плащ-палатками, через каждые полчаса будили спящих, предлагая повернуться на другой бок. Матросы сразу засыпали. Недаром говорят, что нигде так сладко не спится, как на открытом воздухе в Заполярье.
С рассветом все поднялись. Умылись снегом и, ежась от холода, подталкивали друг друга. Борисов стоял около пулемёта на вахте. Под ногу ему попала ледяшка. Он отшвырнул её в сторону, попал в Титова, тот послал Шубному, но Мельников, подставив ногу, перехватил её. Игра началась.
Ломов наблюдал, как играют взрослые люди в детскую игру «юлу». Ледяшка разбилась, но разыгравшиеся матросы не думали останавливаться. Шубный незаметно лёг сзади Мельникова, Титов чуть подтолкнул его, и бывший председатель колхоза, задрав ноги, упал в снег. В ясном утреннем воздухе далеко над заливом прокатился дружный хохот.
Ломов никак не мог согреться. Он постукивал ногами, ёжился, до боли сводил лопатки, наблюдая за матросами.
— Товарищ лейтенант! А хочется, наверное, попрыгать, поиграть? — спросил Борисов. В его голосе и выражении лица Ломов не уловил нотки иронии или шутки.