Громов молча кивнул головой и стал приглаживать торчащие мокрые волосы.
— Добрались мы до берега, пришли к Рыбачьему, а на кого как попадёшь, через перешеек? На нём Муста-Тунтури, чёрный хребет, во-он какой! Там линия фронта, а мы без оружия. Натолкнулись случайно на ложную батарею, сняли два бревна с «пушек», штаны на них надели, связать нечем было, и поплыли через залив. — Андрей попросил табаку, а когда Ломов дал ему папиросу, закурил и продолжал: — Теперь, по всему видать, пойдём в пехоту. На земле оно, конечно, твёрдо и не качает, а случаем ранит — лежи, санитары вынесут. На волокушу тебя — и в госпиталь. Глотай кислород вдоволь, тепло, вода кипячёная. Потом медицинская сестричка около тебя, хлопоты разные… Нет, в пехоте тоже хорошо. Главное, сухо и чуть чего — вода солёная в рот не лезет. Только вот думаю, товарищ лейтенант, какие же мы будем моряки без корабля?
Ломов не сразу нашёлся что сказать. Он смущённо улыбнулся, но, вспомнив рассказ штурмана, ответил:
— Полуостров Рыбачий, говорят, как линкор в море. Ну, а на таком корабле известно кто служит — моряки.
— Да-а, это верно, — согласился Андрей и, пересев на койку к Громову, положил ему на плечо руку.
— Ну вот, Васёк, а ты говорил, не переберёмся через залив, утонем. До коммунизма ещё доживём и первыми в ворота заходить будем!
Громов неожиданно что-то вспомнил, поставил на стол кружку с чаем и, торопливо прощупав на себе прилипшую к телу тельняшку, достал из-под неё намокший партийный билет.
Заволновался и Андрей. Бросив в пепельницу недокуренную папиросу, он тоже запустил руку, под тельняшку…
По транспорту били немецкие батареи. Один за другим в залив падали крупнокалиберные снаряды, поднимая огромные столбы воды. Команда «Вятки» стояла по боевым постам. Транспорт, меняя курс, полным ходом прошёл залив и, укрывшись за мысом полуострова, направился к одинокому деревянному пирсу.
«Вятка» прижалась бортом к высокой стене пирса. Небольшая бухта, носящая название Оленье озерко, слабо освещалась луной. С транспорта были видны клочок берега и очертания сопок. Хлюпая, бились волны о толстые сваи под пирсом.
Ломов поднялся на палубу и посмотрел на берег. Мрачным и таинственным казалось ему всё вокруг, особенно сопки, куда он должен пойти сейчас.
С берега доносились людские голоса, ржанье лошадей. Слышались они всё ближе, громче, и вскоре на пирсе показалось с полроты морских пехотинцев, одетых в телогрейки, ватные шаровары и сапоги.
Ломов старался разглядеть лица людей, но не мог. Неожиданно он услышал смех, донесшийся с берега, и почувствовал облегчение. Как будто бы ожили и даже приветливо звали к себе суровые сопки. Не дожидаясь, пока подадут трап. Ломов спрыгнул с борта на пирс.