Воздух пронизало такое напряжение, что он, казалось, загустел.
— Доминик рассказал тебе, что случилось? — быстро и хрипло спросил Даниэль, переглядываясь с братом. — Он успел уже оболгать нас?
О. Значит, «оболгать»?
— Нет. Да я бы и не стала слушать, в первую очередь спросила бы у вас, правда это или нет. Так что случилось три месяца назад? Как с этим связаны Фаулер и Синглтон? И как во всем этом замешана Абигейл? — близнецы одновременно поджали губы, и я поняла, что если сию секунду не настою на своем, то больше слова из них не вытяну. Момент будет упущен. — Скажите мне. Я не хочу узнавать сплетни из третьих уст и сомневаться в своих друзьях. Я хочу верить вам.
Воцарилось недолгое молчание. Эвани отстала где-то далеко позади, за поворотом аллеи, и не торопилась нагонять нас. Даниэль тоскливо обернулся на дорогу, глубоко вдохнул, словно набираясь смелости, и наконец решился:
— Хорошо. Слушай, Гинни. Это не самая подходящая для леди история, но ведь ты не из этих высокоморальных пустышек, которые умеют только осуждать, верно? Ты ведь умеешь и думать? — он резко завел руки за спину и сцепил пальцы в замок, покачиваясь на пятках. — В общем, с Винсом мы общаемся примерно с наших двенадцати. Абигейл вздумалось учить нас фехтованию и, конечно, она не нашла лучшей кандидатуры, чем самый знаменитый бретер Аксонии, сэр Винсент Фаулер, баронет из Эннекса. Винсу тогда до зарезу нужны были деньги, причем много и срочно… В общем, он согласился. Как ты понимаешь, от такого учителя мы были просто в восторге. Это тебе не скучный мистер Флеминг или какой-нибудь унылый гувернер, выписанный с материка. Винс… он завораживает, понимаешь? У него какое-то звериное обаяние, обаяние зла. Гинни, — Даниэль взял меня за руку, и даже сквозь перчатку я почувствовала, что ладонь у него влажная, а пальцы подрагивают от волнения. — Винсент, может, и рад бы вести себя, как обычный человек, да вот беда — он совершенно не понимает, что такое мораль, нравственность или общественное мнение. У него есть только его собственное мнение и логика. И инстинкты хищника. К нам Винсент поначалу отнесся, как к возможности заработать, не прилагая особого труда. А потом мы стали для него чем-то вроде его волчат, которых он, матерый волчище, должен воспитать.
Даниэль умолк, и вместо него продолжил Кристиан, гораздо спокойнее, чем брат:
— Винс учил нас тому, что знал сам. Не только глупому салонному фехтованию напоказ, но и умению убивать с помощью шпаги. Потом — стрелять. Потом — драться, драться до крови, до смерти противника, так, чтобы даже голыми руками суметь отстоять свою жизнь. Дальше начались уроки не столь опасные, но, безусловно, интересные, — Кристиан запнулся, и скулы у него покрылись еле заметным румянцем, делающим его вновь похожим на мальчишку, а не на молодого лорда. — Например, как мухлевать в карты и как разоблачить шулера. Как определять, что человек лжет — по дыханию, ширине зрачков, жестам и случайным словам. Как самому врать и не быть пойманным. Как очаровывать собеседника, — Кристиан сглотнул и отвел глаза. — Как получать от девушек то, что хочешь, и когда хочешь. Нам тогда было по пятнадцать. Знала бы ты, как удивился Винсент, когда узнал, что мы даже ни разу не зажали симпатичную служанку в углу.