Мне снова приснился сон, что я сижу на диване, на помойке. Диван пропитан кровью, кровь сочится сквозь мою одежду, сквозь мою кожу. А рядом со мной сидит этот журналист Джек Уайтхед, и по его лицу течет кровь. Я смотрю вниз и вижу, что на моем колене сидит Бобби в голубой пижаме и держит в руках большую черную книгу. Вдруг он начинает плакать, а я поворачиваюсь к Джеку Уайтхеду и говорю: «Это не я».
Она спит, сидя в большом жестком кресле рядом со мной. Бобби дома, с соседями.
Я встаю и иду, зная, что ему суждено умереть, зная, что это случится, как только я уйду, зная, что я все равно не могу остаться, не могу остаться, зная:
Зная, что мне надо найти те протоколы, найти те протоколы, чтобы найти его, найти его, чтобы остановить его, остановить его, чтобы спасти ее, спасти ее, чтобы избавиться от этих мыслей.
Зная, что я должен избавиться от этих мыслей о Дженис.
Зная, что я должен избавиться от этих мыслей о Дженис, избавиться от этих мыслей о Дженис, чтобы все это закончилось, чтобы я мог начать все сначала ЗДЕСЬ.
Здесь, с моей женой, здесь, с моим сыном, здесь, с ее умирающим отцом.
Мое новое обещание, новая молитва:
Остановить его, чтобы спасти ее,
спасти ее, чтобы начать сначала.
Начать сначала.
ЗДЕСЬ.
Она открывает глаза.
Я говорю: «Доброе утро». Я извиняюсь.
– Во сколько ты пришел? – спрашивает она шепотом.
– Сразу как только освободился, около одиннадцати.
– Спасибо, – говорит она.
– Бобби с Тиной? – спрашиваю я.
– Да.
– Она не против?
– Она бы сказала, если бы была против.
– Мне надо идти, – говорю я, глядя на часы.
Она пододвигается, чтобы пропустить меня, потом хватает за рукав и говорит:
– Боб, спасибо тебе. Серьезно.
Я наклоняюсь и целую ее в макушку.
– Пока, – говорю я.
– Пока, – улыбается она.
Я еду из Лидса в Уэйкфилд, на шоссе Ml по-воскресному пусто, радио – на всю катушку:
– Восемьдесят четыре человека арестованы в Уилесдене, у здания Гранвикских лабораторий. Общественность обвиняет полицию в чрезмерной жестокости, агрессивности и провокации.
Я ставлю машину на Вуд-стрит. Снова начинает накрапывать. Вокруг – ни души.
– Боб Фрейзер из Милгарта.
– И чем же я могу вам помочь, Боб Фрейзер из Милгарта? – говорит сержант на вахте, возвращая мне удостоверение.
– Я бы хотел поговорить со старшим следователем Джобсоном, если он на месте.
Он снимает трубку, спрашивает Мориса, говорит ему, что это я, и пропускает меня наверх.
Я стучу дважды.
– Боб! – Морис встает и протягивает мне руку.
– Прости за вторжение без звонка.