— О Северцеве ничего не слышно?
— Почему же. Неделю назад из Германии получено соответствующее сообщение.
— Северцев встретился с Ренке?
— Да.
— А пока, Виктор Аркадьевич, неплохо было бы не упускать из виду господина Ферро.
— Мы позаботились об этом сразу же после того, как получили от Липецкого вашу вторую шифровку. Досталось вам на орехи в турецкой тюрьме? — круто изменил Воронин тему разговора, дав понять, что деловая часть закончена.
— Да нет, не очень. Среди уголовников я приобрел друзей и даже получил явку в воровском притоне. Конечно, Лоре досталось больше, она ведь в положении.
Воронин хитровато улыбнулся в бороду.
— Должен сказать, Михаил Егорович, что вы мастерски убили сразу двух зайцев. В актив это вам не зачтется, но сам по себе факт примечательный.
— Что-то я не совсем уловил вашу мысль, Виктор Аркадьевич.
— Ну как же... Лишив противника единственного источника информации о вашей деятельности в Париже, вы тем самым приобрели красавицу жену. Что ж, как говорят старики, ваше дело молодое, а жизнь есть жизнь. Придется идти к начальству, похлопотать насчет гражданства для Лоры Шамбиж.
— Хорошо бы поскорее, Виктор Аркадьевич, а то ведь, сами понимаете, — ребенок...
— Не беспокойтесь, ребенок появится на свет советским гражданином.
Месяц спустя Михаил и его жена, недавно получившая советское гражданство Лора Донцова, переселились в отдельную двухкомнатную квартиру на Рождественском бульваре.
В Старосадском Михаил побывал только однажды — заехал за вещами. В квартире он никого не застал и никогда уже больше не встречал ни Веру, ни Воскресенского. Возможно, Глеб Яковлевич до конца дней своих хранил в памяти и рассказывал при случае таинственную историю: «Представляете, сосед, работник ОГПУ, поехал в командировку на Урал, да так, знаете ли, и не вернулся. Что? Где? Почему? Неизвестно. Был человек — и нет. Холостой между прочим».
Для Лоры Михаил нашел учительницу русского языка, умеющую объясняться по-французски. Через полгода Лора уже вполне сносно говорила по-русски, и только любимое ею слово «колокольчик» упрямо не соглашалась произносить иначе, как «калаколши».
В октябре она родила мальчика, которого назвали Жорж. Впрочем, в свидетельстве о рождении в графе «имя ребенка» было записано: Георгий.
Однажды, это было в начале весны 1936 года, она встретила вернувшегося из управления мужа словами:
— Я сьегодня гулял с Жоррррж и я, знает, кого встррречаль?
В ее русском слышались такие громовые раскаты звука «эр», что Михаил нередко шутил: «Слушай, Лора, удовлетвори, пожалуйста мое болезненное любопытство, открой рот, покажи, что у тебя там за «рррыкалка» сидит».