Где-то в конце сентября на день или на два заскочил домой отец. Конечно же, и он привез нам с сестрой конфет, но я моментально забыл о них, как только отец вручил мне настоящую трофейную саблю в зеленых ножнах и штык из вороненой стали с деревянной рукояткой: хитрые японцы могли прикреплять его к винтовке, а могли действовать им как кинжалом. Подарки, полученные сестрой, не шли ни в какое сравнение с моими. Это были чисто девчоночьи вещи: цветастое шелковое платьице, бусы и несколько брошек, из которых легкую зависть вызвала лишь божья коровка, сделанная из блестящих камешков.
Единственное обстоятельство несколько омрачало радость: ни саблю, ни штык нельзя было принести в школу, чтоб похвастаться перед классом. Учительница наверняка бы высмотрела их, и тогда — прощай, оружие, одну саблю она уже зажилила. Поэтому мне отводилась роль простого наблюдателя и советчика, когда во время переменок в дальнем углу школьного двора, где нас не мог видеть любопытный учительский глаз, ребята вытаскивали из карманов и полевых командирских сумок, заменявших нам портфели, свои богатства и начинали горячо обсуждать, что ценнее: бинокль или пустой автоматный диск, пистолетная обойма с маленькими патрончиками или десять больших винтовочных, компас или ручная граната «лимонка», правда, без взрывателя. Ну, а после уроков мы шли к своим любимым танкистам и снова и снова просили их подтвердить, что на войне танк лучше пушки, самолета и линкора.
И вот однажды, возвращаясь от танкистов, я увидел, как к бараку, где жила Лида, подъехал грузовик. Из кабины вылез офицер в длинной шинели. Мне было любопытно, к кому он приехал, и я замедлил шаг. Офицер вошел в барак, а через минуту оттуда выскочила Лида, подбежала к машине и сказала что-то шоферу. Потом она увидела меня и радостно закричала:
— А за нами папа приехал! А мы сейчас уезжаем, уезжаем!
Танки, пушки, самолеты, линкоры в одно мгновение вылетели из моей головы, и их место заняла худенькая девочка, которая, я видел это снова, была самой красивой па земле. Мне сделалось нестерпимо грустно, я спросил, насовсем ли они уезжают, и Лида, улыбаясь, ответила:
— Насовсем! Насовсем! Папу демобилизовали! — Она с удовольствием произнесла это трудное новое слово.
Вот и все. Больше я никогда не смогу рассматривать с Лидой ее открытки и мои рисунки, никогда больше мы не пойдем вместе за подснежниками и не будем ловить похожих на змей вьюнов.
— До свидания! — сказала Лида. — Папа попросил, чтобы я и мама собирались как можно скорее.
И тут я вспомнил, что при расставании полагается что-нибудь подарить на память, лучше всего свою фотографию, чтобы, глядя на нее, не забывали тебя.