В общем, ехал юноша в самое пекло войны, а попал в цветущий сиреневый сад, где ночами заливаются соловьи, где по пояс стоят некошеные душистые травы, где журчит тихонько речка, а по-над берегом в березовой рощице еще один цветник — девичий.
Что там долго говорить, в день прибытия на место прохождения службы встретилась младшему лейтенанту девушка-сержант, и влюбился он в нее с первого взгляда. Ну, а после третьей или четвертой встречи и она призналась в ответном чувстве.
Нельзя сказать, чтобы Миша Иванов был красавцем. Долговязый, лицо самое обыкновенное, к тому же по причине фактического недоедания худое, скулы выпирают. Фигура, правда, стройная, подтянутая — в школе и институте волейболом увлекался. Самым приметным, пожалуй, были у него волосы — темно-русые, отливающие золотом, по природе волнистые, да только стриг он их «под бокс» — тогдашнюю модную короткую прическу.
Катя Левочкина, если честно, тоже красотой не блистала. Маленького росточка, пухленькая, круглолицая, носик вздернутый, но глаза большие и синющие-синющие. В таких, как говорится, утонуть можно. Вот младший лейтенант и утонул. А, действительно, товарищи, ведь это та еще загадка природы: как находят друг друга влюбленные?! Среди зенитчиц девчата были просто загляденье, а вот, как магнитом, притянула к себе Мишу далеко не самая из них симпатичная.
Фактически и у него и у нее это было первое настоящее большое и сильное чувство. Нельзя же, согласитесь, брать в расчет любовные записочки в десятом классе да прижимания на студенческих вечеринках, когда патефон заиграет буржуазный танец танго. И как всякая первая любовь была она у них чистой и робкой. Может, дошло бы дело и дальше нежных слов и поцелуев, только срок их счастью отпущен был очень короткий — всего неделя. Точнее — семь вечеров. Днем, как ни крути, требовалось исполнять службу.
Саперы с пониманием отнеслись к сердечным страданиям своего нового командира, как бы сейчас сказали, «болели» за него. Ну, безусловно, не обходилось без шуточек и многозначительных подмигиваний. Что касается девчат-зенитчиц, подозреваю, каждая, наверное, все-таки немножко завидовала, что не она стала предметом обожания.
Теперь перехожу к их последнему свиданию…
Голос у Ивана Михайловича дрогнул, он сделал глубокую затяжку и, видно, перебрав дыма, зашелся в кашле. Чтобы подавить его, отхлебнул пару глотков из кружки, но закусывать не стал, а просто обтер ладонью губы и, извиняюще улыбнувшись, пробормотал: «Не берет она меня что-то сегодня». Заканчивал он свой рассказ несколько сбивчиво, порой с трудом подбирая слова, уставившись в одну точку.