Обстановка усугублялась и присутствием клоуна, который дымил, как паровоз[5].
Руди заступил на вахту ожидания родов вместе с еще одним мужчиной, не из местных, артистом цирка, приехавшего в город на неделю. Шатер, где шли представления, стоял на лугу около фермы Хэллоуэя. Мужчина представился как Бизо. И это не было именем, с которым он выходил на манеж. Так уж его звали — Конрад Бизо.
Натали, жена Бизо, была воздушной гимнасткой, из знаменитой семьи воздушных гимнастов, которые по праву считались цирковой элитой.
Родители Натали, братья и сестры, кузены и кузины, порхающие под куполом цирка, в больницу приехать не смогли: в этот вечер шатер заполнили зрители, ради которых цирк и приехал в город.
Впрочем, вполне возможно, воздушные гимнасты также хотели показать, что не одобряют выбора Натали, решившей выйти замуж за клоуна. В каждой субкультуре и этносе есть свои предрассудки.
Нервничая в ожидании родов, Бизо нелестно отзывался о своих новых родственниках. Называл их самодовольными, неискренними.
Сердитые слова вырывались из него вместе с клубами едкого дыма: «двуличные», «интриганы», а потом он разразился тирадой, очень уж поэтической для клоуна: «Блаженные души в воздухе, которые становятся предательскими, стоит ногам коснуться земли».
Бизо приехал не в полном костюме клоуна. Боле того, его сценический наряд больше соответствова грустной традиции Эмметта Келли[6], чем ярко разодетых клоунов «Цирка братьев Ринглинг»[7]. Тем не мене он являл собой странное зрелище. Мешковатые брюки коричневого костюма сзади украшала широкая клетчатая полоса, руки чуть ли не до локтя торчали из укороченных рукавов. Один лацкан практически полносты был закрыт искусственным цветком размером с тарелку для хлеба.
Прежде чем примчаться с женой в больницу, о сменил клоунские башмаки на кроссовки и снял с нос большую красную круглую резиновую нашлепку. Однако остались и белые круги вокруг глаз, и краеные пятна румян на щеках, и мятая шляпа-пирожок.
Налитые кровью глаза Бизо цветом не отличались от нарумяненных щек, возможно, потому, что едкий сигаретный дым раздражал слизистую, но Руди подозревал, что причина еще и в выпивке.
В те дни курить разрешалось везде, даже в комнатах ожидания родильных отделений. И счастливые отцы традиционно раздавали сигары, празднуя рождение ребенка.
Уходя от кровати умирающего отца, бедный Руди вроде бы мог найти убежище в комнате ожидания. И его горе могла бы смягчить радость скорого перехода в категорию отцов.
Но и у Мэдди, и у Натали роды затягивались. И всякий раз, возвращаясь из палаты интенсивной терапии, Руди находил в комнате ожидания бормочущего себе под нос, с налитыми кровью глазами клоуна, искуривающего пачку за пачкой «Лаки страйк» без фильтра.